О, это опасная соплеменница! Ей удалось вырвать информацию
из потаенных глубин моей памяти. Скрыв мысли, я не сумел заставить молчать
сердце.
– Мое имя Эвдоксия, – сказала она. – К сожалению,
я не могу поприветствовать вас от всей души. Это мой город, и ваш приезд меня
не обрадовал.
– Разве мы не сможем достичь взаимопонимания? – спросил
я. – Мы проделали долгий и трудный путь. Город большой.
Повинуясь едва заметному движению руки госпожи, смертные
рабы покинули помещение. Только Асфар и Рашид остались в ожидании распоряжений.
Я старался понять, есть ли в доме другие вампиры, но не мог
сделать это незаметно для Эвдоксии, поэтому слабая попытка не принесла
результатов.
– Пожалуйста, садитесь, – сказала она.
Асфар и Рашид направились к диванам, чтобы придвинуть их
поближе.
Однако я попросил разрешения воспользоваться стулом.
Авикус и Маэл неуверенным шепотом высказали ту же просьбу.
Мальчики принесли стулья, и мы сели.
– Старый римлянин, – заметила Эвдоксия с неожиданно
лучезарной улыбкой. – Пренебрегаешь ложем и выбираешь стул.
Я вежливо посмеялся.
Но тут неясное, но сильное чувство заставило меня обернуться
и взглянуть на Авикуса, который во все глаза смотрел на великолепную женщину.
Похоже, сердце его пронзила стрела Купидона.
Маэл же взирал на нее со злобой – совсем как на меня
несколько веков назад в Риме.
– О друзьях не беспокойся, – внезапно заговорила
Эвдоксия, застав меня врасплох. – Они верны тебе и пойдут за тобой, куда
прикажешь. Сейчас важно поговорить нам с тобой. Видишь ли, хотя город велик и
крови на всех хватает, сюда часто заходят бродяги-кровопийцы – приходится их
выдворять.
– Мы похожи на бродяг? – мягко спросил я.
Не в силах совладать с собой, я пристально рассматривал ее
лицо: округлый подбородок с ямочкой, щечки... По смертным меркам она выглядела
не старше мальчиков. Угольно-черные глаза обрамляли такие густые ресницы, что
можно было подумать, будто она накрашена, как египтянка, хотя на самом деле
никакой краски на лице не было.
Эти мысли вызвали в памяти образ Акаши, и я в панике
постарался отвлечься. И зачем только я привез сюда Тех, Кого Следует Оберегать?
Нужно было оставаться в Риме, среди развалин. Но об этом тоже нельзя думать.
Я посмотрел в лицо Эвдоксии, слегка ослепленный блеском
бесчисленных драгоценных камней и сиянием ее ногтей, ярче которых я видел
только у Акаши. Собравшись с силами, я снова попытался проникнуть в ее мысли.
– Мариус, я слишком стара во Крови для того, что ты собрался
сделать, но я расскажу тебе все, что тебя интересует, – с милой улыбкой
произнесла Эвдоксия.
– Могу я называть тебя так, как ты сказала?
– Для этого я и открыла вам свое имя, – ответила
она. – Но знай, что я жду честности, иначе я не потерплю вас на своей
земле.
Почувствовав, что Маэла охватила волна гнева, я бросил на
него предостерегающий взгляд и снова обратил внимание на завороженное лицо
Авикуса.
Я внезапно понял, что Авикус, наверное, никогда еще не
встречал подобной соплеменницы. Молодые женщины из числа Детей Сатаны
специально ходили грязными и неприбранными, а здесь на богатом ложе возлежала
едва ли не императрица.
Впрочем, сама Эвдоксия, наверное, считала себя настоящей
правительницей Византии.
Эвдоксия улыбнулась, как будто наши разумы были для нее
открытой книгой, а потом, легким движением руки отослав прочь Асфара и Рашида,
принялась спокойно и неспешно осматривать обоих моих спутников, словно
вытягивая каждую связную мысль, мелькнувшую в их головах.
Я в свою очередь продолжал разглядывать ее: жемчуг в
волосах, жемчужные нити вокруг шеи, драгоценные каменья на пальчиках рук и ног.
Она перевела взгляд на меня, и лицо ее осветилось улыбкой.
– Если я дарую вам разрешение остаться – в чем я пока не
уверена, – вы обязаны проявить верность, если кто-нибудь осмелится
нарушить наш покой, и ни при каких обстоятельствах не должны принимать сторону
моих противников. Мы ни с кем не будем делить Константинополь.
– А если мы не проявим верность? – злобно спросил Маэл.
Она намеренно задержала на мне взгляд, словно хотела
оскорбить Маэла, потом, словно очнувшись от чар, взглянула на него.
– Что прикажешь сделать, чтобы ты замолчал и не говорил
больше глупостей? – Она вновь повернулась ко мне. – Хочу, чтобы вы
знали: мне известно, что Мать и Отец у тебя. Ты привез их сюда и хранишь в
святилище под домом.
Меня словно громом поразило и снова охватило отчаяние: я в
который уже раз не смог сохранить тайну. Так же, как и давным-давно, в
Антиохии. Сколько еще это будет повторяться? Неужели такова моя судьба? Что же
делать?
– Не спеши прятаться от меня, Мариус, – продолжала
Эвдоксия. – Много веков назад в Египте, до того, как ты увез их, я пила
кровь Матери.
Заявление Эвдоксии привело меня в замешательство. И в то же
время ее слова неожиданно вселили в душу надежду и приободрили меня.
Я был поражен и крайне взволнован.
«Вот та, кто разбирается в тайнах древности, совсем как
Пандора, – думал я. – Между Эвдоксией с ее нежным лицом и ласковыми
речами и Авикусом с Маэлом лежит пропасть».
Она действительно казалась мне существом благородным, добрым
и разумным.
– Если хочешь, Мариус, я расскажу свою историю. Я всегда
вела жизнь мирскую и не поклонялась кровавым богам Египта. Когда ты родился,
мне уже минуло триста лет во Крови. Но я расскажу все, что хочешь. Вижу, что ты
живешь ради того, чтобы получить ответы на свои вопросы.
– Да, – ответил я. – В самом деле, моя жизнь – это
поиск ответов на вопросы, и слишком часто мне приходится, задавая их,
довольствоваться безмолвием. Несколько веков назад со мной делились обрывками
знаний, мне приходилось собирать их воедино, как обрывки древнего папируса. Я
жажду знаний. Жажду услышать все, что ты захочешь рассказать.
Она кивнула, и видно было, что мои слова доставили ей
неописуемое удовольствие.
– Не каждому необходимо, чтобы его по-настоящему
понимали, – заметила она. – А тебе, Мариус? Я хорошо читаю твои
мысли, но это остается для меня загадкой. Тебе нужно, чтобы тебя понимали?
Я смутился.
