– От меня ей не требовалось ни понимания, ни знания ее
натуры. Я вполне устраивала ее как игрушка. Даже когда я читала ей или пела, ей
не было до меня дела. Но ты... В тебе она видела равного. Когда она
заговаривала о тебе, ей было все равно, слушают ее или нет. Она продолжала
строить планы, как заманить тебя в свой дом, как поговорить с тобой. Ты стал
для нее наваждением, исполненным страха. Понимаешь?
– Все пошло не так, – сказал я. – Нам пора. Мне
нужно еще многое тебе показать. До рассвета остались считанные часы.
Мы вышли в ночь, крепко обнявшись. Как же мне нравилось
учить ее! Это занятие всецело захватило меня.
Я показал, как без труда взбираться на стены, как проходить
мимо людей, скрываясь в тени, как приманивать смертные жертвы.
Мы пробрались в собор Святой Софии, что Зенобия прежде
считала невозможным, и впервые с тех пор, как она получила Кровь, ей удалось
посмотреть на великий храм, столь близко знакомый ей в смертной жизни.
Наконец, когда мы оба утолили ночную жажду жертвами,
пойманными в темном переулке, и она познала всю меру обретенной силы, мы
вернулись в дом.
Там я отыскал официальные документы, устанавливавшие право
собственности, изучил их вместе с ней и научил, что нужно сделать, чтобы
сохранить дом Эвдоксии в своем владении.
Авикус и Маэл оставались в комнатах. И поскольку близился
рассвет, они попросили разрешения укрыться здесь на день.
– Этот вопрос следует задать Зенобии, – ответил
я. – Дом принадлежит ей.
Она, добрая душа, тотчас пригласила их остаться и занять
потайные покои, принадлежавшие Асфару и Рашиду.
Я заметил, что она находила хорошо сложенного и обладавшего
изящно вылепленными чертами Авикуса весьма красивым, а по отношению к Маэлу
проявляла излишнюю сердечность и беспечность.
Я молчал, хотя испытывал необычайное смятение и боль. Мне не
хотелось расставаться с ней. Мне хотелось лечь рядом с ней в темноте склепа. Но
настало время прощаться.
Донельзя утомленный, невзирая на хорошую – нет, даже
восхитительную! – охоту, я вернулся на пепелище, спустился к Священным
Прародителям и лег спать.
Глава 13
Я подошел к поворотной точке в моей истории, ибо еще немного
– и мы приблизимся к настоящему моменту приблизительно на тысячу лет.
Не могу с точностью сказать, сколько времени прошло, потому
что не вполне уверен, в каком году покинул Константинополь. Знаю лишь, что это
произошло после правления Юстиниана и Феодоры, но до того, как арабы подняли
знамя новой религии – ислама – и начали на удивление быстрое победоносное
шествие с востока на запад.
Здесь особенно важно отметить, что я не смогу рассказать
тебе всю историю моей жизни, что я считаю нужным миновать те столетия, которые
историки именуют средними веками, хотя в то мрачное время мне довелось пережить
немало событий. Однако о них я, возможно, подробно поведаю позже.
Пока что скажу лишь, что, оставляя в ту ночь дом Зенобии, я
очень беспокоился за благополучие Тех, Кого Следует Оберегать.
Нападение толпы на наш дом поселило в моей душе непреходящий
ужас. Тех, Кого Следует Оберегать, необходимо разместить в безопасности
подальше от городских стен, мне же следует подыскивать себе жилье в городе.
Никто, кроме меня, не должен иметь возможность добраться до них.
Вопрос в том, куда их отвезти.
На Восток я поехать не мог: воинственная Персидская империя
уже отбила у греков всю Малую Азию и захватила даже Александрию.
Что касается моей дорогой Италии, я с удовольствием
поселился бы рядом с ней, но не в самой стране – наблюдать за воцарившимся там
хаосом было выше моих сил.
Но я вспомнил одно хорошее место.
Итальянские Альпы, горный массив на севере полуострова, были
знакомы мне по смертной жизни. Римляне построили там несколько дорог, и сам я в
молодости бесстрашно преодолевал путь Клавдия Августа и знал особенности
местности.
Разумеется, варвары часто проносились по альпийским долинам
на пути в Италию и обратно. В тех землях обрело популярность христианство –
повсюду строились церкви и соборы.
Но я не стремился осесть в плодородной, густо населенной
долине, не влекли меня и вершины гор, где располагались замки и монастыри.
Мне требовалась лишь небольшая, уединенная, сокрытая от
посторонних глаз долина, куда мог добраться только я.
Я собирался целиком взять на себя расчистку земли,
проведение земляных работ и строительство склепа, а также перемещение Матери и
Отца в безопасное место. Такое под силу только сверхъестественному существу, но
я был уверен, что справлюсь.
Придется справиться.
Другого не дано.
Пока я строил планы, нанимал рабов, покупал повозки для
путешествия и делал прочие приготовления, меня сопровождала Зенобия, хотя, будь
на то моя воля, Авикус и Маэл присоединились бы к нам. Я слишком злился на них
за отказ защитить Зенобию. И от сознания того, что теперь уже они хотели
остаться с ней, мой гнев не уменьшался.
Зенобия часами просиживала со мной в тавернах, пока я
обдумывал свой замысел. Волновался ли я, что она может прочесть мои мысли и
узнать, куда я еду? Отнюдь. Мне самому эта схема была ясна не до конца.
Окончательное местоположение святилища Тех, Кого Следует Оберегать, никто,
кроме меня, не узнает.
Из безопасного убежища в альпийской долине я смогу
выбираться в близлежащие местности и питаться кровью жителей многочисленных
городков – ведь в тех землях повсюду селились так называемые франки. При
желании можно будет даже делать вылазки в Италию, ибо теперь я окончательно
убедился, что Тем, Кого Следует Оберегать, совершенно не требуются еженощные
уход и внимание.
Наступила ночь прощания. Бесценные саркофаги загрузили в
повозки, рабов привели в нужное состояние с помощью гипноза, легких угроз и
щедрых взяток, телохранителей подготовили к путешествию, и я был готов
отправляться.
Я зашел в дом Зенобии и обнаружил, что она горько плачет.
– Мариус, я не хочу, чтобы ты уезжал! – восклицала она.
Авикус и Маэл стояли поодаль, боязливо поглядывая на меня,
как будто не смели выразить, что у них на душе.
– Я тоже не хочу уезжать, – искренне ответил я и от всего
сердца обнял Зенобию, а потом горячо расцеловал ее, как в первую ночь нашей
встречи. Я не мог успокоиться от близости ее нежной, уже не по-детски
соблазнительной плоти. – Но я должен. Иначе мое сердце не узнает покоя.
Наконец мы оторвались друг от друга, устав от слез, но не
найдя утешения, и я повернулся к своим бывшим спутникам.
