Что заставило меня пойти на это? Четкого ответа дать не
могу. Но с тех пор я всегда держал в храме большой запас свечей. Я хранил их за
троном, а после подношения заново наполнял бронзовый сундук и убирал
расплавившийся воск.
Закончив свои дела, я вновь посетил Флоренцию, Венецию и
богатый, сокрытый высокими стенами город Сиену, чтобы продолжить изучение
живописи.
Я бродил по дворцам и церквам Италии, опьяненный открывшимся
мне зрелищем.
Как я уже говорил, повсюду происходило замечательное слияние
христианских тем и древнего языческого стиля. И хотя я продолжал считать
Боттичелли Мастером с большой буквы, пластичность и обаяние других картин тоже
приводили меня в восхищение.
Из разговоров, подслушанных в тавернах и винных лавках, я
понял, что стоит съездить и посмотреть картины на севере.
Я удивился, потому что всегда считал север землей,
обойденной цивилизацией, однако жажда познания заставила меня подчиниться.
Я обнаружил, что недооценивал Северную Европу: повсюду, в
особенности во Франции, развивалась насыщенная и богатая культура. Там
разрастались великие города, а королевские дворы выступали в поддержку
искусства. Передо мной открывался большой простор для изучения.
Но мне не понравились увиденные картины.
Я оценил работы Яна ван Эйка и Рогира ван дер Вейдена, Хуго
ван дер Гуса и Иеронимуса Босха, а также многих безымянных мастеров, но их
труды в отличие от творений итальянцев не приводили меня в восторг. Северный
мир не отличался ни лиричностью, ни обаянием. Картины несли на себе печать
чисто религиозного искусства.
И вскоре я вернулся в города Италии, где был богато
вознагражден за свои странствия и дарам искусства не видно было конца.
Я вскоре узнал, что Боттичелли учился у великого мастера,
Филиппо Липпи, и сын этого самого Филиппо Липпи работал в данный момент с
Боттичелли. Полюбил я и Гоццоли, и Синьорелли, и Пьетро делла Франческа, и
многих других, чьи имена я сейчас называть не буду.
Но за все месяцы, посвященные изучению живописи,
путешествиям, восхищенному созерцанию фресок или запрестольных образов, я не
позволял себе мечтать о превращении Боттичелли в вампира и задерживаться вблизи
тех мест, где он мог находиться.
Я знал, что он процветает. Знал, что он рисует. И
довольствовался этим.
Но у меня зародилась мысль – мысль не менее сильная, чем
мечта о соблазнении Боттичелли.
Что, если я снова войду в мир и стану жить как художник?
Нет, не работающий художник, принимающий заказы, – это невозможно, –
но как эксцентричный дворянин, рисующий ради удовольствия? Я буду принимать у
себя смертных, угощать их обедом и вином.
Разве я не вел однажды подобную жизнь в древности, до
первого разграбления Рима? Да, я расписывал стены грубыми, поспешными мазками,
позволяя гостям добродушно посмеиваться над собой. Ну и что?
Конечно, с тех пор минула тысяча лет, теперь мне сложнее
было притворяться смертным. Я стал слишком бледен и опасно силен. Но вместе с
тем я стал умнее, мудрее, успешно пользовался Мысленным даром, был готов маскировать
кожу под слоем любых притираний, позволяющих скрыть сверхъестественный блеск.
Мне отчаянно хотелось попробовать!
Конечно, не во Флоренции. Здесь стану соседом Боттичелли. Я
привлеку его внимание, и если он появится под моей крышей, мне придется пережить
великую боль. Я был влюблен в него. И не пытался отрицать свои чувства. Но у
меня был другой выбор, представлявшийся мне прекрасной альтернативой.
Меня влекла и манила восхитительная, блистательная Венеция –
неописуемые величественные дворцы с окнами, отворенными навстречу бризам
Адриатики, темные извилистые каналы.
Казалось, там меня ждет новая захватывающая страница: там я
смогу выбрать самый красивый дом и набрать учеников-подмастерьев, чтобы
составлять краски, готовить к росписи стены и развешивать лучшие из моих работ
– когда я изучу как следует свое ремесло и перенесу свои фантазии на деревянные
панели и холсты.
Представляться я стану Мариусом Римским, человеком
таинственным и несметно богатым. Проще говоря, я подкуплю всех, кого
понадобится, чтобы получить право остаться в Венеции, а там уж буду свободно
тратить деньги на тех, с кем доведется познакомиться, и щедро одаривать
учеников, которых ждет лучшее на свете образование.
Понимаешь, в те времена Венеция и Флоренция не принадлежали
к единому государству. Напротив, каждый город был совершенно независим.
Поэтому, проживая в Венеции, я в значительной степени отдалялся от Боттичелли и
подчинялся законам, которые были установлены для жителей этого города.
Что касается внешности, я намеревался проявлять чрезвычайную
бдительность. Вообрази, какое впечатление на смертное сердце произвело бы мое
появление в обычном виде: холодный как лед вампир возрастом полторы тысячи лет,
с мертвенно-бледной кожей и ярко-голубыми глазами. Поэтому значение притираний
нельзя недооценивать.
Сняв комнаты в городе, я купил в парфюмерных лавках
оттеняющие мази наивысшего качества и, втерев их в кожу, внимательно изучил
результат перед самыми превосходными зеркалами. Вскоре я изготовил смесь,
наилучшим образом подходившую не только для затемнения моего бледного лица, но
и для возвращения жизни даже тончайшим морщинкам.
Я и не подозревал, что лицо мое до сих пор хранило следы
человеческого выражения, и пришел в восторг от этого открытия. Мне понравился
облик, отразившийся в зеркале. Пахли мази приятно, и я решил, что, как только
обзаведусь своим домом, буду делать притирания на заказ и стану всегда держать
их под рукой.
На выполнение плана ушло несколько месяцев.
В основном время понадобилось на приобретение дома. Мне
особенно полюбился один палаццо: здание небывалой красоты, с фасадом,
выложенным блестящей мраморной плиткой, с арками в мавританском стиле, с
просторными комнатами, роскошнее которых мне встречать не доводилось.
Высоченные потолки приводили меня в изумление. В старом Риме мы ничего
подобного не видели, во всяком случае в жилых домах. А на просторной крыше был
устроен аккуратный садик, откуда можно было увидеть море.
Не успели просохнуть чернила на пергаменте, как я отправился
приобретать обстановку: самые лучшие кровати, письменные и обеденные столы,
стулья, кресла – одним словом, все необходимое, включая расшитые золотом
портьеры для окон. Управлять хозяйством я поставил умного и радушного старика
Винченцо, отличавшегося отменным здоровьем, – его я выкупил у семьи, не нуждавшейся
более в его услугах и содержавшей его практически как раба, в постыдном
запустении, да и то лишь потому, что когда-то он воспитывал их сыновей.
