В Винченцо я увидел именно такого домоправителя, какой
требовался, чтобы надзирать за подмастерьями, которых я намеревался выкупить у
хозяев, – мальчиков, уже обладающих начальными знаниями и обученных
выполнять необходимую мне работу. Меня радовало, что Винченцо уже стар и мне не
придется лишний раз терзаться при виде угасающей юности. Я предпочитал тщеславно
гордиться, что обеспечиваю ему почтенную и славную старость.
Спросишь, как я нашел его? Я ходил по городу и читал мысли,
чтобы подобрать то, что мне подходит.
Мое могущество достигло небывалых вершин. Я без усилий
находил злодеев. Я слышал потаенные мысли как тех, кто пытался обмануть меня,
так и тех, кому нравился с первого взгляда. Последнее таило в себе опасность.
Что за опасность? Отвечу: в тот момент я больше, чем
когда-либо, был уязвим для любви и, почувствовав на себе взгляд любящих глаз,
замедлял шаг.
Странное настроение охватывало меня, когда я гулял по аркаде
вдоль Сан-Марко и ловил на себе восхищенные взгляды.
Я неторопливо разворачивался и проходился взад-вперед, с
неохотой сознавая необходимость следовать дальше, словно птица из северных земель,
греющая крылья в лучах теплого солнца.
Тем временем я вручил Винченцо золото и велел ему приобрести
для себя изысканный гардероб. Я вознамерился сделать из него дворянина – в
пределах, дозволенных регулирующим расходы законом.
И, усевшись за новым столом в просторной спальне – окна ее
выходили на канал, а пол был выложен мрамором, – я составил списки
дополнительных предметов роскоши, которые следовало приобрести.
Мне хотелось установить в спальне объемную ванну в
древнеримском стиле, чтобы иметь возможность в любое время наслаждаться теплой
водой. Конечно, я планировал создать библиотеку. Мне требовались полки для книг
и удобное кресло. Что такое дом без библиотеки? Я собирался купить одежду
высшего качества, модные шляпы и кожаные туфли.
Я делал наброски, чтобы исполнители лучше понимали мои
желания.
Головокружительные времена! Я снова стал частью жизни, и
сердце мое забилось в такт людским сердцам.
Наняв на набережной гондолу, я часами путешествовал по
каналам, разглядывая замечательные фасады, обрамлявшие водные дороги Венеции. Я
прислушивался к голосам. Я лежал, облокотившись о дно гондолы, и смотрел на
звезды.
В мастерских ювелиров и художников я набрал первую компанию
учеников, по возможности выбирая самых талантливых, с кем по тем или иным причинам
дурно обращались. Тех, кто проявлял глубокую преданность и выказывал недюжинные
знания, я отсылал в новый дом с полными руками золота.
Разумеется, я искал себе толковых помощников, но сознавал,
что особенный успех ждет меня с бедняками. Мне не хотелось применять силу.
Между тем я желал, чтобы моих мальчиков подготовили к
поступлению в университет – незаурядное событие для подмастерьев. Я выбрал для
них преподавателей и договорился, чтобы они приходили в мой дом при свете дня и
занимались воспитанием учеников.
Мальчикам предстояло учить латынь, греческий, философию,
заново обретенных и высоко ценимых классиков, математику и все остальное, что
требовалось для достойной жизни. Если бы они проявили талант к искусству и
избрали бы его своим ремеслом, то, конечно, могли бы забыть об университете и
стать живописцами.
Наконец в доме закипела жизнь. В кухне орудовали повара,
музыканты учили мальчиков петь и играть на лютне. На мраморных полах широких
залов проходили уроки танцев и фехтования.
Но здесь в отличие от Рима я избегал открывать двери
посторонним.
Я осторожничал, сомневаясь в надежности своей маскировки,
опасаясь вопросов, связанных с моими картинами.
Нет, вполне достаточно общества юных помощников, мнилось
мне, – как для развлечений, так и для работы: предстояло еще подготовить
стены для фресок и покрыть лаком доски и холсты.
Оказалось, что в первые несколько недель никому не пришлось
особенно утруждаться: все это время я заглядывал в местные мастерские и изучал
венецианских художников столь же пристально, сколь раньше изучал флорентинцев.
После тщательного исследования у меня не осталось сомнений,
что я до определенной степени смогу подражать работам смертных, однако нечего и
надеяться их превзойти. Я боялся результатов собственного труда. И вознамерился
закрыть свой дом от всего мира, за исключением мальчиков и их учителей.
Запершись у себя в спальне, я в первый раз со времен
Древнего Рима завел дневник, куда записывал свои размышления.
Я писал обо всем, что приносило мне успокоение. И на бумаге
упрекал себя чаще и строже, чем в мыслях.
«Ты превратился в раба смертной любви, – писал
я, – хотя даже в древности не позволял себе подобного. Совершенно ясно,
что ты выбрал мальчиков, чтобы учить и наставлять их во имя любви и надежды, и
намереваешься отправить их получать образование в Падую, словно собственных
детей.
Но что, если они обнаружат, что в сердце и душе ты чудовище,
что, если они содрогнутся от твоего прикосновения, – что тогда? Ты убьешь
их, невзирая на чистоту и невинность? Здесь не Древний Рим с миллионами
безымянных людей. Здесь суровая Республика Венеция! Как и ради чего ты намерен
играть в свои игры?
Ради оттенков вечернего неба над площадью, что встречает
тебя по пробуждении, ради церковных куполов под луной? Ради каналов, освещенных
звездами? Ты порочен и жаден.
С тебя довольно искусства? Ты уходишь на охоту подальше – в
окрестные городки и деревушки или даже в дальние города, ведь ты способен
передвигаться со скоростью бога. Но ты приносишь в Венецию зло, ибо ты и есть
зло; твой роскошный палаццо живет ложью, а ложь может открыться».
Я положил перо. Я перечитал слова, и они навеки врезались в
память, словно их произнес чужой голос. И только закончив читать, я поднял
глаза и посмотрел на ожидавшего в дверях Винченцо, любезного, смиренного и исполненного
достоинства.
– В чем дело? – ласково спросил я, чтобы он не подумал,
будто я гневаюсь за то, что он вошел в мою комнату.
– Мастер, я лишь хотел сказать... – начал он.
В новых бархатных одеждах он выглядел элегантно, словно
придворный – настоящий принц крови.
– Я слушаю тебя – говори, – подбодрил я слугу.
– Просто мальчики очень счастливы. Они уже легли спать. Но
вы не представляете, что для них значит хорошо питаться, прилично одеваться и
брать уроки, имея перед собой большую цель! Я мог бы рассказать вам столько
историй! Среди них нет ни одного тупицы. Большая удача.
Я улыбнулся.
– Очень хорошо, Винченцо. Иди поужинай. Выпей столько вина,
сколько пожелаешь.
