Да, я решил, что ты художник, – продолжал я, – что
у тебя талант к живописи, я знаю, что твой дар никуда не исчез; признаться, это
тоже на меня повлияло. В любом случае, не знаю, почему ты сбил меня с толку –
так уж вышло.
Я опять опустился на пол и небрежно улегся на бок, глядя в
поблескивающие глаза Акаши, всматриваясь в резкие черты лица Энкила.
Мне вспомнилась Эвдоксия, погибшая много веков назад.
Вспомнилась ее чудовищная смерть. Вспомнилось, как горело ее тело на полу храма
– там, где теперь лежал я.
Я подумал о Пандоре – где она?
И с этими мыслями уснул.
Я вернулся в палаццо, по обыкновению спустившись с крыши, и
обнаружил, что все не так гладко, как мне хотелось бы. Собравшиеся за ужином
хранили торжественное молчание, а Винченцо взволнованно сообщил, что ко мне
приехал с визитом «странный человек» – он остался в передней и не желает
проходить в комнаты.
В передней в тот момент мальчики как раз заканчивали одну из
моих фресок. Они торопливо вышли, оставив «странного человека» одного. Остался
только Амадео – он без особенного энтузиазма занимался какими-то мелочами, не
сводя глаз со «странного человека», и Винченцо забеспокоился.
Более того – ко мне заходила Бьянка, чтобы передать подарок
из Флоренции: маленькую картину Боттичелли. Она вступила со «странным
человеком» в «неловкую беседу» и после велела Винченцо приглядывать за ним.
Бьянка ушла. «Странный человек» остался. Я поспешил в переднюю, но, еще не видя
гостя, безошибочно почувствовал его присутствие.
Маэл!
Я бы узнал его с закрытыми глазами. Он совершенно не
изменился, совсем как я. Он не обращал ни малейшего внимания на современную
моду, точь-в-точь как и прежде никогда не интересовался, как одеваются
смертные.
Выглядел Маэл, честно говоря, кошмарно: поношенная куртка из
сыромятной кожи, дырявые чулки и подвязанные веревкой башмаки.
Спутанные грязные волосы нуждались в уходе, но лицо хранило
на удивление приятное выражение. Увидев меня, он тотчас подошел меня обнять.
– Это и правда ты, – тихо произнес он на древней
латыни, словно под моей крышей принято было шептаться. – Я слышал, но не
верил. Как же я рад тебя видеть! Хорошо, что ты по-прежнему...
– Да, понимаю, о чем ты, – ответил я. – Я
по-прежнему наблюдаю за течением времени. Я очевидец истории, выживший
благодаря Крови.
– Я бы никогда так хорошо не сказал, – вздохнул
Маэл. – Но, повторяю, очень рад тебя видеть, рад слышать твой голос.
Я заметил, что Маэл весь в пыли. Он осматривал комнату,
обращая внимание на расписной потолок с изображением хоровода херувимов и
золотого листа, на незаконченную фреску. Понимал ли он, что это моя работа?
– Маэл, тебя по-прежнему легко удивить, – сказал я,
ласково отодвигая его в сторону, подальше от света. – Но ты похож на
бродягу.
Я негромко рассмеялся.
– Опять предлагаешь мне одежду? – спросил он. –
Сам знаешь, я в таких вещах не разбираюсь. Надо бы, наверное. А ты, как всегда,
прекрасно устроился. Неужели для тебя открыты все тайны, Мариус?
– Для меня всякая мелочь – тайна, Маэл, – ответил
я. – Но приличная одежда всегда найдется. Даже конец света не застанет
меня врасплох – я буду при полном параде как при свете дня, так и в ночной
тьме.
Я взял его под локоть и провел по анфиладе просторных
комнат, остановившись у спальни. Как я и предполагал, картины вселили в него
благоговение.
– Я хочу, чтобы ты оставался здесь, подальше от моей
смертной компании, – сказал я. – Ты их смущаешь.
– Как же у тебя все продумано, Мариус! – воскликнул
он. – В Древнем Риме было проще, правда? Но тут у тебя целый дворец. Тебе,
Мариус, и король позавидует!
– Похоже на то, – небрежно ответил я.
Я отворил смежные со спальней чуланы, скорее напоминавшие
небольшие комнаты, и достал для него одежду и кожаные башмаки. Он не в
состоянии был одеться сам, но я отказался помогать ему. Я выложил предметы
туалета по порядку на бархатной постели, словно перед ребенком или перед
идиотом, и он начал изучать их, прикидывая, как справиться с каждым самостоятельно.
– Кто тебе рассказал, где меня искать, Маэл? – спросил
я.
Он бросил на меня быстрый взгляд, и лицо его на мгновение
застыло. Ястребиный нос по-прежнему не вызывал симпатии, в глубоко посаженных
глазах появился новый блеск, а рот приобрел более приятные очертания – в моих
воспоминаниях он был совсем иным. Возможно, время смягчило его форму. Не
уверен, что так бывает. Но стоявший передо мной бессмертный выглядел вполне
привлекательно.
– Ты сказал, что слышал, где я живу, – напомнил
я. – Кто тебе рассказал?
– Да так, один глупец. – Он пожал плечами. –
Маньяк, поклонник сатаны. Его зовут Сантино. Неужели они так и не вымрут? Дело
было в Риме. Представляешь, он предложил мне к ним присоединиться!
– Что же ты его не прикончил? – уныло спросил я.
Что за мрачная пропасть снова пролегла между мной и
сидевшими за ужином мальчиками, учителями, рассказывающими о проведенных
занятиях! Как же мне хотелось вернуться в мир света и музыки!
– Раньше, сталкиваясь ними, ты не отпускал их живыми. Что
тебя остановило?
Он пожал плечами.
– Какое мне дело до Рима? Я и ночи там не провел.
Я покачал головой.
– А откуда он узнал, что я в Венеции? Я даже шороха не
слышал!
– Я же здесь, – резко ответил он, – но ты и меня
не слышал, правда? Не считай себя непогрешимым, Мариус. Вокруг тебя сплошные
увеселения да развлечения. Наверное, ты плохо слушаешь.
– Ты прав, но мне любопытно – откуда он узнал?
– В твой дом приходят смертные. Смертные много болтают.
Возможно, эти смертные ездят в Рим. Все дороги ведут в Рим – разве не помнишь? –
Естественно, он поддразнивал меня, но вел себя довольно мягко, если не сказать
дружелюбно. – Ему нужна твоя тайна, Мариус. Он буквально умолял меня
объяснить загадку Тех, Кого Следует Оберегать.
– Ты же не поддался на уговоры, Маэл? – спросил я,
снова начиная ненавидеть его так же горячо, как в былые ночи.
– Нет, не поддался, – спокойно ответил он. – Но я
посмеялся над ним и не стал ничего отрицать. Видимо, стоило бы, но чем старше я
становлюсь, тем сложнее мне дается любая ложь.
– Прекрасно тебя понимаю, – сказал я.
