Я прижался губами к его губам и передал ему в этом поцелуе
струйку крови, ощутив, как он содрогнулся всем телом, после чего сразу же
отстранился.
Амадео совершенно ослаб.
Я подозвал Винченцо, передал ему с рук на руки Амадео и
вышел в ночь.
Я покинул великолепную Венецию, город сияющих дворцов, и
направился в леденящее душу горное святилище. Я знал, что участь Амадео решена.
Глава 20
Не представляю, сколько я оставался с Теми, Кого Следует
Оберегать. Неделю? Больше? Я вернулся в святилище и признался, что, к своему
несказанному удивлению, произнес при смертном мальчике давно ставшие запретными
слова: «Те, Кого Следует Оберегать». Я снова поведал им о своей страсти, о том,
что хочу разделить с Амадео одиночество, хочу отдать ему все, что имею, все,
чему могу научить.
Мучительные слова: «Все, что имею, все, чему могу научить!»
Какое дело Священным Прародителям до моих страданий?
Никакого. Обрезая фитили ламп, наполняя сосуды маслом, зажигая яркие огни
вокруг неизменно безмолвных фигур в египетских одеяниях, я продолжал молча
нести свой крест.
Дважды я Огненным даром воспламенял длинный ряд из сотни
длинных свечей. Дважды они угасали.
Но предаваясь молитвам и грезам, я пришел к одному четкому
выводу. Мне понадобился смертный спутник как раз потому, что я погрузился в
смертную жизнь.
Не ступи я на порог мастерской Боттичелли, я не познал бы
безумного одиночества. Сюда добавилась моя любовь к искусству, особенно к
живописи, и желание быть поближе к смертным, впитавшим в себя красу творений
эпохи, подобно тому как я впитывал чужую кровь.
Я сознался себе и в том, что воспитание Амадео практически
завершилось.
Очнувшись, я со всей силой Мысленного дара прислушался к
шагам и думам Амадео, находившегося в каких-то сотнях миль от меня. Он
старательно выполнял мои указания. По ночам он сидел за книгами, а не пропадал
у Бьянки. Он практически не покидал мою спальню, поскольку в последнее время
отвык от простых радостей общения с остальными мальчиками.
Как заставить его покинуть меня?
Как заставить его превратиться в спутника, о котором я
мечтал всей душой?
Я изводил себя противоречивыми вопросами.
Наконец я задумал устроить ему последнее испытание. Если он
не выдержит, я отпишу ему несметные богатства и дам высокое положение в
смертном мире; он не устоит. Как организовать такое, я не знал, но не
усматривал в этом особой сложности.
Я вознамерился продемонстрировать ему, каким образом я питаю
свою жизнь.
Конечно, я предавался самообману: увидев меня в процессе
убийства, он уже не сможет оставаться полноценным членом смертного общества,
невзирая на образование, лоск и богатство.
Не успел я задаться этим вопросом, как на ум пришла
прелестная Бьянка, твердой рукой правившая своим кораблем, несмотря на
вручаемые гостям чаши с ядом.
Такова была суть моих молитв – сплошь зло и коварство.
Просил ли я позволения Акаши и Энкила передать Кровь мальчику? Просил ли я
разрешения допустить Амадео к древним, веками не ведавшим перемен тайнам
святилища?
Если и просил, ответа не было.
Акаша одарила меня не требовавшим усилий спокойствием, а
Энкил – величием. Лишь единожды по храму разнесся гулкий звук – то я поднялся с
колен запечатлеть поцелуй на ногах Акаши и удалился, накрепко заперев за собой
огромную дверь.
В тот вечер в горах поднялся сильный ветер и шел снег –
колючий, белый и чистый.
Не прошло и нескольких минут, как я с радостью возвратился в
Венецию, хотя мой любимый город также промерз насквозь.
Едва я ступил на порог спальни, как Амадео кинулся в мои объятия.
Я покрыл поцелуями его волосы, а затем и теплый рот,
согреваясь его дыханием, и наконец едва заметным укусом дал ему выпить Крови.
– Хочешь ли ты стать таким, как я, Амадео? – спросил
я. – Никогда не меняться? Жить вечно втайне от остальных?
– Да, Мастер, – пылко произнес он и прижал теплые
ладони к моим щекам. – Хочу. Думаешь, я мало размышлял? Я знаю, что наши
мысли для тебя открытая книга. Мастер, я согласен. Мастер, как это делается?
Мастер, я принадлежу тебе.
– Достань самый теплый плащ: на улице настоящая зима, –
сказал я. – И пойдем на крышу.
Через какое-то мгновение он стоял рядом со мной. Я посмотрел
вперед, в сторону берега лагуны. Ветер усиливался. Не замерз ли он, подумал я и
действительно проник в его мысли, познав всю меру его страсти.
Заглянув в карие глаза, я понял, что он оставил позади
смертный мир с легкостью, недоступной никому из известных мне людей, ибо
воспоминания продолжали точить его душу. А мне он готов был довериться во всем.
Я обнял его обеими руками и, прикрыв его лицо, утащил вниз,
в малоприятный район Венеции, где в каждом углу спали воры и нищие. Каналы
воняли нечистотами и дохлой рыбой.
Там я через пару минут присмотрел себе смертную жертву и, к
вящему изумлению Амадео, со сверхъестественной ловкостью предотвратив удар ножом,
поднес бедолагу к губам.
Я дал Амадео разглядеть предательские клыки, пронзившие
горло несчастного, но потом, закрыв глаза, превратился в Мариуса-вампира, в
Мариуса – убийцу преступников. В рот мне хлынула кровь, заставившая забыть о
присутствии Амадео.
Закончив, я молча бросил труп в зловонные воды канала.
Я повернулся, чувствуя, как кровь приливает к лицу,
разливается по груди и по рукам. В глазах помутнело, и я понимал, что улыбаюсь
– не злобной, но потаенной улыбкой, недоступной пониманию мальчика.
Когда я все же взглянул на него, то увидел лишь удивление.
– Тебе не хочется оплакать его, Амадео? – спросил
я. – Не хочется узнать, что у него был за нрав, что за душа? Он умер без
причащения. Он умер только ради меня.
– Нет, Мастер, – отвечал он, и на его губах заиграла
улыбка, отблеск моей усмешки. – Я видел чудо, Мастер. Что мне за дело до
его тела и души?
Я так разозлился, что не ответил. Урок не удался! Он слишком
молод, ночь слишком темна, жертва чересчур ничтожна – и все мои планы вот-вот
рухнут.
Я снова завернул его в плащ, прикрыв лицо, чтобы он не
видел, как я беззвучно передвигаюсь по воздуху, а затем искусно проникаю в дом
через окно, закрытое ставнями для защиты от ночного ветра.
Я оставил проделанную брешь и, миновав череду задних комнат,
очутился вместе с Амадео в роскошной, тускло освещенной спальне Бьянки. Нам
было видно, как она принимает гостей в своем салоне, но вот она повернулась и
направилась к нам.
