"Мне все равно, – сказал я. – Я ее
обожаю".
"Мона не выросла в доме на углу Первой и Честнат-стрит.
Она выросла на Сент-Чарльз-авеню, недалеко от дома Рути, а ее родители уехали
жить на плантацию. Произошло убийство. Мона никогда не росла в богатстве".
"Все это мне Мона рассказывала. Да, она не была богата.
А что, мне обязательно любить богачку? Кроме того..."
"Ты все время упускаешь главное. Девочке предстоит
унаследовать легат Мэйфейров".
"И это тоже она мне рассказала".
"Но, Квинн, как ты не понимаешь? – тетушка гнула
свою линию. – Этот ребенок находится под неусыпным присмотром. Наследие
Мэйфейров насчитывает миллиарды. Это как бюджет небольшой страны. Представь,
девочка, выросшая в нестабильной семье, получит невообразимое богатство. Нэш,
объясните вы. Мону можно сравнить с наследницей английского трона".
"Совершенно верно, – подтвердил Нэш, слегка
напомнив мне профессора на кафедре. – Во времена Генриха Восьмого
считалось предательством ухаживать за молодой Елизаветой или Марией Тюдор, ибо
им предстояло наследовать английский трон. Когда Елизавета в конце концов стала
королевой, те мужчины, что с ней прежде флиртовали, были казнены".
"Вы намекаете, что Мэйфейры могут меня убить?" –
спросил я.
"Нет, совсем нет, я пытаюсь сказать, – слово опять
взяла тетушка Куин, – что они потребуют назад Мону, куда бы она ни
отправилась. Ты сам видел. Они были готовы схватить ее и потащить в свой
лимузин".
"Нам нельзя было ее отпускать, – сказал я. –
У меня самые мрачные предчувствия по этому поводу".
Я взглянул на Гоблина. Он выглядел серьезным и задумчивым, и
он смотрел все время прямо, на тех, кто сидел передо мной.
"Когда ты увидишь ее завтра..." – начала было
тетушка, но осеклась.
"Завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, –
пробормотал я. – Как долго я должен терпеть нашу разлуку? Я хочу прямо
сейчас отправиться в тот дом и вскарабкаться по плющу к ее окну".
"Даже не думай об этом, дорогой. Господи, зачем мы
только отправились в ту больницу, но откуда мне было знать, что маленькая
наследница окажется в "Гранд-Люминьер"?"
Жасмин вновь наполнила мою тарелку, и я набросился на
цыпленка с рисом.
"Сейчас я никому не доверяю, кроме Моны, – сказал
я. – Я люблю тебя, ты знаешь, но я влюбился в нее и чувствую, нет, знаю,
что больше никогда никого не полюблю так, как полюбил ее. Я знаю!"
"Квинн, дорогой, пора тебе услышать самую неприятную из
всех сплетен".
"Я готов услышать что угодно", – сказал я,
уплетая за обе щеки.
"Для Моны уже нашли мужа, все согласовано, – мягко
произнесла тетушка Куин – Это ее родственник Пирс".
"И об этом она мне тоже рассказала", –
отозвался я, чуть-чуть покривив душой, и жестом велел Жасмин подлить мне вина.
"А она рассказала тебе, что Пирс приходится ей
двоюродным братом?"
Даже я был шокирован услышанным. Но я ничего не ответил.
"Дорогой, – вздохнула тетушка Куин, – я бы
хотела немедленно отправиться в Европу, но взять с собою Мону Мэйфейр мы не
сможем".
"Зато я могу тебя заверить, что без нее не сяду в
самолет, куда бы он ни летел".
Глава 28
Ночь предстояла бесконечная, я все никак не мог дождаться
утра и предчувствовал, что оно тоже принесет страдание. С тетушкой Куин и Нэшем
я расстался около десяти вечера, после еще одного несущественного и
мучительного разговора о семействе Мэйфейров, пообещав им подумать насчет
путешествия в Европу, даже если Мону не отпустят, и пообещав, что если никуда
не поеду, то приму Нэша в качестве нового учителя.
Последнее обещание далось мне легко. Я сразу полюбил Нэша и
поверил его твердым заверениям, что он будет абсолютно счастлив в
Блэквуд-Мэнор, если придется остаться здесь жить.
Поднявшись наверх, я обнаружил, что Большая Рамона не спит,
окно возле камина распахнуто настежь, и по комнате гуляет резкий ветер. Мы
привыкли спать с включенным кондиционером в такие жаркие ночи, поэтому я слегка
удивился. Меня озадачило и поведение Большой Рамоны: не успел я закрыть дверь,
как она вылезла из кровати и пошла мне навстречу, шепча:
"Это Гоблин! Он открыл окно! Говорю тебе как на духу. Я
дважды закрывала окно, а он дважды его распахивал. Сейчас он внизу! Взгляни на
экран компьютера. Видишь, что он написал!"
"Ты видела, как двигались клавиши?" – спросил я.
На мониторе светились слова: "СПУСТИСЬ ВНИЗ".
"Еще бы не видеть! Мальчик, ты что, не слушаешь? Я
видела, как окно открылось и закрылось! Ты понимаешь, что происходит с твоим
Гоблином? Он становится все сильнее и сильнее, Квинн".
Я подошел к окну и выглянул на восточную лужайку. Там, в
свете прожекторов, стоял Гоблин. На нем была моя привычная для этого часа
одежда – длинная фланелевая ночная рубашка – но в ту минуту, разумеется, я был
все еще полностью одет.
"Квинн, отправляйся на исповедь, – сказала Большая
Рамона, – и расскажи священнику, что ты натворил с этим призраком! Неужели
ты не понимаешь, что он послан дьяволом? Теперь я знаю, это он перебил тогда
все стекла".
Я не стал даже спорить. Спустился вниз, вышел из дома и
направился к кладбищу, где он прогуливался босой, как потерянная душа.
"Ты уезжаешь в Европу с Моной, ты покидаешь
меня", – сказал он, едва шевеля губами, но волосы у него на ветру
развевались.
"Я бы никогда тебя не покинул. Поедем со мной, –
предложил я, – почему ты не можешь? Не понимаю".
Он не ответил.
"Я волнуюсь из-за тебя, – вслух произнес я, хотя и
тихо, – беспокоюсь за твои чувства. Ты стал гораздо мне ближе, с тех пор
как напал на того громилу. Ты многому за последнее время научился".
И снова никакого ответа. Я попытался скрыть свой страх,
напомнив себе, что каким бы развитым он ни стал и какие бы у нас с ним ни были
разногласия, он все равно не способен читать мои мысли.
Что касается меня самого, то я не находил покоя и лишь
частично мог переключиться на Гоблина. Я был чересчур поглощен любовью к Моне,
чтобы сосредоточиться на Гоблине. Как это было подло! После стольких лет...
Интересно, он догадывался?
