Но я не хотела, чтобы Делл сделала со мной такое, чтобы она прижимала своим ртом мне между ног или ездила на мне верхом.
— Гадость какая! — прошептала я.
И мы хотели потихонечку уйти, пока нас никто не видел, но тут мое платье зацепилось за можжевеловый куст. Я рванулась, куст затрясся. И тогда мы побежали. Мы мчались через мескитовую рощу. Я боялась, что Делл услышала меня и теперь они с Патриком бросятся за мной в погоню.
Наконец я остановилась у какого-то дерева и огляделась. За мной никто не гнался. Дом остался вдалеке. Снова дважды бибикнул «ниссан» Патрика. Он уезжал. И тогда я поняла, что они меня не заметили.
Я перевела дух.
Здесь недалеко должна быть та кроличья нора, думала Классик. Может, покажешь. Теперь-то они не будут за тобой гнаться.
Если мы пойдем к норе, тебе придется все время прислушиваться, не идет ли она. Она ведь может устроить нам ловушку.
Нет, она не станет этого делать. Она тебя не слышала. Ты спасена.
— Ну ладно, — сказала я. — Хорошо.
И я пошла к тропинке, то и дело оглядываясь в поисках Делл. Отыскать кроличью нору оказалось совсем не трудно, ее похожий на пещеру вход зиял между корнями мески-тового дерева. Я показывала его Классик, вытянув руку. Я держала ее над самым краем. В норе было черным-черно, и еще она показалась мне куда больше, чем я запомнила. Я могла бы просунуть в нее не только голову, но и плечи.
Ближе, Джелиза-Роза. Дай мне войти внутрь.
Там живет кролик Лик.
Еще ближе, пожалуйста.
— Это нора, в которую упала Алиса, — сказала я.
И тут Классик соскользнула с моего пальца. И прямо в нору. И полетела, кружась, точно волчок, в темноту, куда я не могла за ней дотянуться. Пропала. Провалилась сквозь землю на ту сторону, где люди ходят вниз головами.
В животе у меня стало так нехорошо, как будто я тонула вместе с «Лизой».
— Классик!
И мне захотелось плакать. И я бы наверняка заплакала, но тут от нее пришло сообщение:
— Все в порядке, дорогая. Я падаю очень медленно. Стены норы увешаны полками с книгами и вареньем.
Я не могла уйти оттуда. По крайней мере сразу. Поэтому я сидела под деревом до тех пор, пока солнце не начало клониться к закату, заливая все вокруг золотистым светом, и думала, как бы мне выручить Классик. Я сидела на земле скрестив ноги. Я бросала в жуткую нору камешки. Потом раздался свист поезда. Значит, Болотный Человек скоро заворочается в своей могиле.
— Классик, не волнуйся, — сказала я.
Но никакого ответа не последовало.
Она спит, сказала себе я. Падает все глубже и глубже, спит и видит сон про меня и своих бестелых подружек, которые остались в Рокочущем.
В тот вечер я брела домой и злилась на себя за то, что я вообще отыскала эту нору. Но и на Классик я злилась тоже. Это она просила поднести ее поближе. Она сама во всем виновата, а я из-за нее опять осталась одна.
— Какая ты глупая! — сказала я. — Иногда ты бываешь глупее всех на свете.
Глава 14
Классик была самой первой кукольной головой, которую я отыскала в комиссионке. Я взяла ее в руку и показала матери.
— Она такая красивая, — сказала я. —
Мать пожала плечами. На меня она не смотрела. Она разглядывала полку, на которой были выставлены расписные фарфоровые тарелки, каждая на своей проволочной подставке и со своей картинкой: на одной был нарисован водопад, на другой — Джон Уэйн, а еще котята, распятый Иисус и Битлз.
— Можно, я ее возьму, пожалуйста?
И, к моему удивлению, мать согласилась. Выудила из кошелька два доллара.
— Если окажется дороже, — сказала она, — положишь деньги назад.
Она не прочитала объявление над контейнером с игрушками: «Куклы по Частям, Любые на Выбор, Пять Штук за Один Доллар».
— Спасибо, спасибо, — сказала я.
Потом, не выпуская Классик, стала рыться в коробке, наполненной руками, туловищами, ногами и головами. Следующей, кого я нашла, была Волшебная Кудряшка. Потом Джинсовая Модница. Потом Стильная Девчонка. Но ни одна из них и в подметки Классик не годилась. Она была лучше всех. И знала это.
— Дорогая, я тебя сразу выбрала, — сказала она мне потом. — А ты выбрала меня.
Будь у ее голоса вкус, он оказался бы медовым, сладким и всепроникающим.
Но теперь, когда она упала в нору, расслышать ее стало куда труднее. Ее голос становился все тише, точно где-то вдалеке еле слышно играло радио, а иногда ей приходилось срываться на визг:
— ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?! СЛЫШИШЬ?!
Она появилась, когда я спала на отцовском матрасе; она проплывала мимо буфетов и полок с книгами, ее рыжие волосы развевались, плотно сжатые губы изгибались не то в улыбке, не то в гримасе.
— Ну, вот и все, дорогая. Со мной все кончено. Полагаю, ты меня бросила.
Нет, с тобой все будет в порядке. Ты нужна мне.
— Поздно. Слишком поздно. Но у тебя, по крайней мере, есть другие, для компании.
Другие… Когда утром я проснулась, они лежали на полу и взволнованно ждали, как претендентки на титул королевы красоты ждут конца конкурса. Все три кукольные головки задавались одним вопросом: которой из них суждено заменить Классик и быть увенчанной короной дружбы Джелизы-Розы?
— Она еще не умерла, — сказала я им. — А вы — как голодные акулы, налетели! Радуетесь небось, что она провалилась сквозь землю!
И я запретила им разговаривать миллион лет.
— Вы только пустые головы, и ничего больше! Сердца у вас нет! Предательницы!
Встав на четвереньки, я набросилась на них и раскидала предательниц по комнате, поддавая то одной, то другой указательным пальцем, который я загибала за большой.
— Вот тебе!
Щелк.
Волшебная Кудряшка завертелась по полу, как волчок.
— И тебе!
Щелк.
Джинсовая Модница взлетела в воздух.
— И тебе тоже!
Но ударить Стильную Девчонку я не могла.
Мой палец замер перед ее изувеченным лицом с почерневшими глазными яблоками. Если кто-нибудь и имел право ненавидеть Классик, так это она, поэтому я осторожно ее перевернула и прошептала ей на ухо:
— Ты лучше этих двух. Мне жаль, что Классик всегда была с тобой такой недоброй.
Потом я подумала, а не взять ли мне ее с собой к кроличьей норе, где я смогу привязать ее к бабушкиному боа и опустить вниз. Стильная Девчонка ведь слепая, так, может, она лучше почувствует Классик в темноте. Может, она даже спасет Классик как-нибудь, и тогда они станут лучшими подругами до конца жизни.
