— Черный комбинезон?
— Сожгла.
— Вместе с маской и сапогами?
— Да.
— Ты нашла для костра пустырь у границы?
— Запросто.
Она любила допросы. Если что-то ей и удавалось, то это игра в подчинение. Все ее детство было сплошным безропотным послушанием. В теплице унижения никто лучше ее не умел пустить в рост и получить плоды со спасительного побега мечты.
— Где провела вторую ночь?
— В мотеле недалеко от Лейпцига.
— Платила наличными?
— Да.
— А как граница?
— Без проблем. Полицейские прикалывались.
— Они тебя не вспомнят?
— Они были пьяны.
— Когда возвращала машину, хозяин взглянул на счетчик? Две тысячи это все-таки больше положенных шестисот в день. Он ничего не сказал?
— Ничего. Ему было на все наплевать. Турецкий студент, подрабатывающий по вечерам.
Джонатан задал еще несколько вопросов, потом откинулся назад и улыбнулся.
— Отлично! — заключил он. — Удачнее не бывает.
Он поставил пиво на стол и взглянул на часы:
— Мне надо к Шипи. Сегодня я начинаю.
Джонатан работал в ночном баре в Лионе. Он любил представляться как гитарист, но вообще-то патрон заставлял его делать все понемногу. Большую часть вечера Джонатан разносил налитки.
Жюльетта ждала продолжения. Ее бесстрастие подпортило ему всю игру. Он был уже не так уверен в себе, когда сделал вид, что собрался с мыслями.
— Ну, к делу, — сказал он.
«Ну вот, — подумала Жюльетта, — перейдем наконец к делу».
— Не забудь отдать мне красную колбу.
Жюльетта продолжала молчать, и Джонатан залился румянцем.
— Ты ведь взяла ее, правда?
— Да, взяла.
Жюльетте захотелось кричать, смеяться и танцевать. Она устроилась на стуле, подложив под себя ногу. Она сидела в позе стреноженной лошади, которая может унести свое тело и душу вскачь. «Ну давай, время пришло».
— Я много думала, Джонатан.
Тот уронил ключи. Жюльетта дала ему время поднять их, чтобы не нападать со спины.
— Я остаюсь в деле, — сказала она.
Джонатан замер. Его улыбка сползла с лица, а в глазах появилась твердость. Он нависал над ней всем своим ростом.
«Смешно, — подумала она, чувствуя себя всевидящей чайкой, парящей над сценой и озирающей ее сверху. — Он пугает меня, а я не боюсь».
Когда они были студентами, Джонатан влиял на нее, но разве она хоть когда-нибудь принимала его всерьез? Жюльетта понимала, что нет. Иногда они проводили свободное время вместе. В постели учишься не бояться. У него были слабости, которые Жюльетта не могла забыть.
— Жюльетта, отдай мне эту колбу, пожалуйста. Ты ведь даже не знаешь, что в ней. Тебе от нее никакого толку.
— Ты должен кому-то ее передать?
— Тебя не касается. Это мое дело.
— Я хочу пойти туда вместо тебя.
— Куда? — сказал Джонатан, пожимая плечами. — Ты просто с ума сошла!
Было заметно, чего ему стоит сдержаться. Джонатан взял стул, сел напротив Жюльетты и даже выдавил из себя улыбку.
— Жюльетта, то, что от тебя требовалось, ты сделала хорошо. Мои заказчики будут очень довольны. Раз ты хочешь остаться в деле, будут и другие задания. Но это дело очень серьезное. Свою роль ты сыграла, а я доиграю свою, когда передам колбу.
«Мои заказчики». Бедняга Джонатан! Ей вдруг стало жалко его. Как же вкрадчиво он это сказал… Даже совершая преступление, он сохранял почтение к порядку и иерархии. Он преступил черту, но, сделав это, немедленно остановился и никогда не пойдет дальше. А она пойдет.
— Во всех делах я иду до конца.
— До конца! Но какого конца? Ты ж не имеешь понятия, в чем дело. Я тоже, да и не надо нам знать. Мы посредники, всего лишь солдаты, понятно?
Взгляд темных глаз Жюльетты словно кислотой вытравлял слова Джонатана.
— Разбирайся как хочешь со своими «заказчиками», — заключила она с неожиданным для себя самой спокойствием. — Скажи им, что я взбунтовалась и сама хочу принести им колбу. Мне надо с ними встретиться.
— Опомнись! — сказал Джонатан, сменив тон на более доверительный. — Это заведет тебя далеко и свяжет надолго. Ты же не хочешь бросить свою работу, свой дом?
— Я попросила отпуск на ближайший учебный год. Контракт на дом истекает в июне, а через неделю колледж закрывается на пасхальные каникулы.
Он понял, что она все обдумала давно и серьезно. А главное, он осознал, что она свободна, живет без семьи и привязанностей. То, что показалось ему достоинством в начале операции, стало сейчас фактором риска. Жизнь нос к носу столкнула эту девчонку с болью и всеми возможными страхами, кроме, наверное, тех, что прорастали из нее самой. У него над ней не было власти, но, главное, он ее совсем не знал.
— Когда это все пришло тебе в голову?
— Когда ты предложил мне туда отправиться. Я сразу поняла, что все эти мышки и обезьянки выходят на сцену лишь в первом акте, а за кулисами что-то готовится, что-то более важное.
Ему следовало ее остерегаться. Вялость, скромность и меланхолия были только прикрытием. Как не поверить, что ею легко будет управлять! Вот только она захотела сама вести игру.
А может быть, применить силу? Ударить ее? Легко бить того, кого боишься. Он бы с радостью облегчил душу, но какой толк? Он бросил взгляд на девушку, воплощением твердокаменной хрупкости пристроившуюся на стуле. Да, она точно прошла пустыни тоски и одиночества, но сегодня в ее глазах светилась насмешка. Изнутри она словно кипела, а иногда смеялась без всякой причины. Джонатан вспомнил прежние времена, когда они только узнали друг друга. Да, неважно все кончилось.
Он встал и взял шлем.
— Это твое последнее слово?
Вопрос был дурацкий, но Жюльетта приготовила достойный финал и как милостыню бросила снисходительное «да».
Джонатан порывисто застегнул куртку и пересек комнату. Потом, стараясь вновь пресыщенно улыбнуться, сказал:
— Все предусмотрено, можешь поверить. Такой поворот мы предвидели, и ответ готов, скоро сама убедишься.
Он говорил это скорее сам себе, хотя слова предназначались для того, чтобы убедить Жюльетту в проницательности его «заказчиков».
Джонатан помахал двумя пальцами в знак прощания и, покачиваясь, вышел из комнаты.
Жюльетта подождала, пока затих звук мотора, и закрыла окно. Наступала прекрасная ночь, мрачная и ветреная, без луны и без привидений.
Глава 6
Вроцлав. Польша
