— Скорее, пара законченных идиотов.
Поль представил себе, как она едва слышно смеется. Керри помолчала и продолжила более строгим тоном:
— Да, дети в порядке. Я очень счастлива с ними. Мальчик и девочка, все как я хотела. Они больше не мешают мне спать, но дерутся весь день. Их папа рассказывает им сказки. Мне тоже, судя по всему.
Снова этот беззвучный смех, едва различимый по телефону.
— Но я люблю Робина таким, какой он есть. Надо бы тебе с ним познакомиться. Ты знаешь, он настоящий гений в бизнесе. У него прямо дар из всего делать деньги. Сейчас он увлечен банковским страхованием. Не спрашивай меня, что это такое, все, что я знаю, это то, что он превращает его в доллары. А кроме того, у него талант их тратить. Слышишь меня, каждый вечер он возвращается с чем-то новым и очень красивым. У меня в шкафах десятки платьев. У меня! Наша квартира на Манхэттене полна картин и изящных вещей. Лучше уж сразу сказать, что мне-то на них наплевать. Ты ведь знаешь, деньги меня никогда особенно не интересовали, но можно сказать, что я все-таки счастлива, Поль. Даже очень счастлива.
Она замолчала. Поль уже решил, что связь прервалась, и, наклонившись, протянул руку к автоответчику, но Керри вдруг снова заговорила:
— И все же, видишь, я тебе отвечаю.
Снова молчание.
— Я не забыла наш договор.
Она говорила теперь так тихо, что Поль едва разбирал слова сквозь шум на линии.
— Если ты уверен, что сейчас все сошлось… действительно все сошлось… тогда ты должен знать…
Опять тишина, и вдруг свист из динамика. Сообщение завершено. Поль нервно потыкал в кнопки. Ни продолжения, ни другого звонка.
Солнце уже поднялось высоко, гораздо выше леса труб и антенн. Поль встал и странным образом вспомнил русскую молитву, которую повторял за матерью в углу под иконами, когда ему было пять или шесть лет. Он больше не помнил слов, но в ней говорилось о духовной связи между людьми. До святых им с Керри было далеко, но именно эту связь с ней он ощущал, когда Керри была невесть где.
Поль взял трубу и сыграл старую мелодию Армстронга, затасканную всеми кому не лень, но не потерявшую своей неподражаемой прелести: «Это прекрасный мир». Потом он снова сыграл ее, громче, и в третий раз так громко, что в глазах у него потемнело. Поль отложил трубу и в воцарившейся после стона трубы тишине услышал голос, который не мог принадлежать никому, кроме Керри.
«Если все сошлось…» — говорила она.
Эта фраза сводила на нет все другие, напоминая об условии, которое никогда не будет выполнено. «Нет, Керри, ничего не сошлось. Это было всего лишь дурацкое задание, и оно уже выполнено». Поль стоял, размахивая руками, потом уронил трубу на ковер.
«Будь проклят Арчи и его идиотские затеи», — подумал он. Будь сам он проклят за то, что даже просто намекнул на такую возможность Керри.
Поль схватил бутылку, стоявшую на подоконнике, швырнул ее в сторону пианино и принялся мерить шагами комнату. Он искал, что бы еще такое расколошматить, но взгляд его упал на велосипед. Поль подхватил его на плечо, спустился на лифте и покатил по пустынным улицам, где болтались несколько непутевых бездомных.
Он возвратился после двенадцати, разбитый усталостью, выдохшийся, с гудящими ногами, но спокойный. Поль долго стоял под душем, потом надел штаны для карате. Он хотел привести свои чувства в порядок, составив простой и ясный план действий на следующую неделю. Завтра он напишет черновой вариант отчета. Потом отправится в Провиденс, чтобы вручить его и завершить свою миссию. Никто и никогда больше не заставит его свернуть с выбранного пути. Он стал врачом, врачом и будет. Арчи и все остальные могут назначать любую цену, он больше не продается.
Поль разобрал чемодан и разложил бумаги на письменном столе, собираясь писать отчет. Примерно через час он снова прослушал сообщение Керри, на этот раз совершенно невозмутимо. Он прокрутил его еще четыре раза и вдруг решительно стер. Потом вытянулся на кровати и уснул.
Глубокой ночью его разбудил звонок. Поль дотянулся до городского телефона, но, сняв трубку, понял, что звонят на сотовый. Никто и никогда этого не делал. Он пользовался им, только когда звонил сам. На экране высветилось время: два часа тридцать четыре минуты.
— Коуторн у телефона.
Поль вспомнил, что в виде исключения оставил свой номер майору.
— Если вы еще в Лондоне, я бы хотел повидаться с вами сегодня же.
— Это невозможно, — ответил Поль, потирая лицо. — Я уже в Штатах.
— Я думал, что вы все еще здесь. Тогда извините! У вас, наверно, глубокая ночь. Мне действительно неудобно. Я позвоню позже.
— Нет, майор, не отключайтесь. Я уже проснулся. Все в порядке, мы можем поговорить прямо сейчас.
— Тогда вот что: я звоню по поводу нашей короткой беседы…
— Да?
— Я обдумал то, что вы мне рассказали, вы помните?
Поль встал и свободной рукой достал баночку из холодильника.
— Вы изменили мнение о вроцлавском деле? Что-то новое выплыло?
— По правде говоря, ни то ни другое. Просто одна деталь, которая меня заинтриговала…
— Какая деталь?
— Вы говорили мне что-то в связи с одной инфекционной болезнью, помните?
— Конечно помню. Речь шла о холере.
— Хм…
На том конце воцарилось молчание. «Майор, привыкший говорить полунамеками, возмущен моей американской бесцеремонностью», — подумал Поль.
— Так, ради любопытства, мы заложили эти данные в наш компьютер, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
Поль решил, что это либо насмешка, либо желание продемонстрировать, что и британцы не чужды современных технологий.
— И что получилось?
— Мы прошерстили сайты множества радикальных движений, чтобы посмотреть, нет ли где связи с… инфекцией, о которой вы говорили.
— И вы что-то нашли?
— Да. Это довольно неожиданно. Речь идет совсем не о той группировке, о которой вы меня спрашивали.
— То есть не о ФОЖ. О ком же тогда?
— Послушайте, — ворчливо сказал Коуторн, — наши линии не защищены. Я предпочел бы переслать информацию на кодированные терминалы.
— Я скоро буду в Провиденсе.
— Простите?
— Я имею в виду штаб-квартиру нашего бюро в Провиденсе, штат Род-Айленд. У них там абсолютно надежная связь. Майк Белл может с вами связаться немедленно и дать нужные номера.
— Пусть позвонит мне на службу.
— Я предупрежу его прямо сейчас.
Майор, наверное, почувствовал, что Поль возбужден настолько, что вот-вот отсоединится. Он слегка повысил голос:
— Мы тут кое-что сопоставили, Матисс. Мне кажется, дело серьезное. Вы же знаете, я не люблю говорить больше, чем следует.
