Присев к тумбочке, он вытащил оттуда свой смит-вессон. Обойма была пуста. Он поискал запасные магазины и, не сразу найдя, вспомнил, что видел их в багажнике машины, когда ездил в лес попрактиковаться в стрельбе в цель. Потом в тумбочке, в глубине ящика, нашлось четыре патрона 40-го калибра.
Сгодится.
От удара разлетелось окно над кроватью, и спальня наполнилась все тем же едким аммиачным запахом. Схватив валявшуюся на полу рубашку, он, удерживая дыхание, пополз в ванную. Отвернул кран. Сухо. Они перекрыли воду. Окунув рубашку в туалетный бачок, он прижал ее ко рту и носу, стараясь дышать через материю. Горло сжимало, веки жгло огнем. Ползком пробравшись обратно в гостиную, разорвал надвое мокрую материю и протянул половину Алекс. Она обмотала мокрой тряпкой рот и нос.
— Еще выходы есть? — спросила Алекс.
— Вам видится проложенный под усадьбой подземный ход?
— Было бы неплохо.
— К сожалению, ничего подобного не имеется.
— А что вы предлагаете?
— Стараться не дышать.
В коридоре полыхало пламя. Газ проник в вентиляцию. Времени у них в обрез. Набитый книгами и старыми газетами дом вспыхнет, как древесина бальсы. Языки пламени вырывались уже из спальни.
Он сунул ей в руки дробовик. Она спрятала свой «глок» в задний карман брюк. Он ослабил ремень джинсов и заткнул папку за пояс на животе.
— Когда выйдем, забирайте влево. Там есть лесная тропинка. Она ведет к сараю. До него пятьдесят ярдов, но лес и подлесок там густые, так что укрыться можно.
— Что вы хотите делать?
— Выбраться.
— Понятно, только объясните мне, как мы выйдем из дома, если они караулят нас у задней двери.
— Мы и не пойдем через нее.
Она поглядела на него как на помешанного.
— Вы видели когда-нибудь картину «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид», Алекс?
— Нет.
Опершись спиной о стол, он вынул из кармана патроны, вытащил пистолетную обойму и заправил туда сороковые.
— Так вы не видели «Буча Кэссиди»! Это же классика.
Она глядела, как наползает пламя.
— А нельзя замечания о моей неосведомленности в области кино оставить до другого раза?
— Там есть сцена, когда Буч и Сандэнс Кид оказываются запертыми в сарае где-то в Южной Америке. И хотя они этого не знают, но возле дверей караулит целая армия федералов, только и ждущих, чтобы их растерзать.
— История не слишком обнадеживающая.
— Я к тому, что вылезают они из передней двери, так как этого-то как раз меньше всего от них ожидают.
— И им это удается?
Дженкинс вбил магазин в рукоятку.
— Удается или не удается, дело другое. Мне нравится сама идея.
— Идея безумная. А прикрытие?
— Вопрос хороший. Прикрытие — дерево.
Сунув в карман пистолет, он поплевал на руки и взялся за нижний край стола.
— На счет «три» начинай продвигаться!
— Но он же неподъемный!
— А кто, думаешь, его втащил сюда? Лу с Арнольдом? Когда окажешься у окна, стреляй прямо по центру. Оглуши их. Пускай призадумаются.
Он натужился, как тяжелоатлет в жиме.
— Три!
Его джинсы туго натянулись на ножных мускулах, он хрипло рыкнул, как рассерженный медведь. Стол медленно оторвался от пола, и он ринулся вперед, тараня им зияющую дыру в стене, в месте, где раньше находилось окно. Алекс отбивала патрон за патроном из двенадцатизарядного дробовика, потом кинулась влево и скрылась в зарослях. Дженкинс уронил стол, потеряв равновесие, упал, покатился, поднялся с пистолетом в руке, выпустил две пули в том направлении, откуда, как ему казалось, еще недавно стреляли, и побежал следом за Алекс в густые заросли. Пятьдесят ярдов до сарая кажутся целой милей... сто пятьдесят шагов... сто двадцать... В спину его подталкивали шелест и вой ветра. Что-то прожужжало возле самого уха — вряд ли это комар. Шагов через сто он нагнал ее, и они побежали бок о бок, отводя преграждавшие путь ветки, спотыкаясь на кочках, как солдаты на трудном марше. Нет, черт возьми, надо выдержать.
Он споткнулся. Упал вперед. Грохнувшись о землю, крикнул ей, чтоб не останавливалась. Кое-как приняв сидячее положение, он дважды выстрелил в сторону сторожки, хотя в темноте преследователей видно и не было. Приподнявшись на колени, он оперся рукой о землю, чтобы встать, и нащупал теплую шерсть.
Лу.
Язык пса вывалился наружу и был в пене, на морде застыло выражение мучительной боли. Глаза закатились до белков, рот раскрыт в оскале. Рядом, частично скрытый зарослями чертополоха и ежевики, лежал Арнольд.
Дженкинс подполз к своим собакам, прижал к груди их головы.
— Нет! О нет! Нет, нет!
— Хватит! Бежим! — Стоя над ним, Алекс потянула его: — Теперь не вернешь!
Он поднял на нее глаза с земли; выкрикнул под вой ветра:
— Черт подери, Джо! Черт подери их всех!
— Довольно, Чарли!
Треснула ветка. Возле самой головы Дженкинса от ствола дерева отлетела щепка. Алекс вскрикнула и осела, как мешок с мукой. Дженкинс опомнился и, схватив дробовик, пустил последний патрон в надвигающуюся тень. Он вскинул на плечо Алекс и, с усилием поднявшись на ноги, двинулся к сараю, таща ее, словно пятидесятифунтовый мешок собачьего корма. Тридцать шагов... Он ждал выстрела в спину... Ноги подламывались... Двадцать шагов... Он весь сжался в ожидании... десять шагов... Он рывком распахнул дверь и нырнул внутрь, увертываясь от летящих на него щепок. За кучами сена он опустил на пол Алекс и перевел дыхание. Всполошенные куры летали вокруг, подымая тучи перьев. Арабские жеребцы топотали в своих стойлах, дергали головой и громко всхрапывали.
Дженкинс вгляделся в блузку Алекс. Из-за винных пятен трудно было понять, куда именно ее ранило, но он заметил, что около правого плеча материя порвана.
— За пояс меня обхватить сможешь?
— Что?
— Сможешь за меня держаться?
— Наверно. А в чем дело?
Он усмехнулся.
— Небось и Джона Уэйна в «Настоящем мужестве» ты тоже не видела.
— Не видела, но надеюсь, что ему там повезло больше, чем Бучу и Сандэнсу Киду.
Сорвав со столба веревку, он затянул на ней мертвую петлю и открыл дверцу стойла. Белый жеребец заржал и, испуганно кося глазом, попятился. Дженкинс опутал веревкой его морду и шею так, чтобы петля оказалась на голове, и ухитрился продеть в петлю конец веревки. На шею животного он навесил груз и закрепил веревку на другом боку жеребца. Получилось нечто вроде поводьев. Ничего, сойдет.
Алекс поднялась, опираясь да его руку. Дженкинс вывел жеребца из стойла, позволив ему кружить и становиться на дыбы, лишь бы тот успокоился. Встав на деревянную колоду, он перекинул ногу на спину животного. Смущенный, обеспокоенный жеребец взбрыкивал и тряс головой, но Дженкинс крепко сжимал его круп обеими ногами, продолжая кружить, одновременно подныривая под балки сарая.