Логан улыбнулся.
— Такое сделало бы честь и молодому.
— Отец не допускал и мысли, что больше не может позволить себе того, что делал в молодости. Участием в марафоне он как бы доказывал всем свою правоту. Так что о каких недугах может идти речь? А почему вы интересуетесь?
— Значит, учитывая его хорошее здоровье, можно предположить, что смерть его явилась для вас неожиданностью?
Доктор Пилгрим слегка передернула плечами.
— Да, конечно, это было для нас неожиданным, но все-таки ему было семьдесят восемь лет. Здоровье здоровьем, но слабое сердце не всегда дает о себе знать.
— Понятно. Это ведь педиатрическая клиника?
— Да.
— И отец ваш был педиатр?
— Целых сорок восемь лет.
— Он вышел на пенсию?
— Нет. — Эмили Пилгрим опять прикрыла веки. — Восемь лет назад я выкупила у него клинику в надежде, что он уйдет на покой, но он отказался. Было решено, что он проработает еще года два, а потом уйдет, чтобы они с матерью могли… — К горлу ее подступили слезы, и Дана протянула ей бумажную салфетку из коробки на столе. Эмили Пилгрим смахнула слезу со щеки и вытерла нос.
— Вы были с отцом в тот вечер, когда он умер? — спросила Дана.
Пилгрим покачала головой, комкая салфетку.
— Почему вы задаете мне все эти вопросы? Что вы выведываете?
Дана решила ответить ей, в свою очередь спросив напрямую:
— Ваш отец, как мы поняли из некролога, лечил Роберта Мейерса, не так ли?
Рука Эмили Пилгрим, державшая салфетку, застыла в воздухе. Она переводила взгляд с Даны на Логана.
— Не так уж много лет, но да, лечил, он всех детей Мейерса лечил, и Боба в том числе. И отца его он лечил также. — Она повернулась к столу, где лежали открытки с соболезнованием. Помедлив секунду, она выбрала одну открытку из вороха. — Он прислал нам написанную от руки открытку, когда отец умер. И позвонил моей матери. Она была очень растрогана.
— Надо думать, что его медицинская карта в клинике не сохранилась? — спросила Дана.
— Чья медицинская карта?
— Роберта Мейерса.
Эмили Пилгрим мотнула головой:
— Было бы логично так думать, но, как я и сказала, отец не очень-то охотно шел на перемены. Когда я купила клинику, я попыталась оборудовать ее по-современному, но он заупрямился вплоть до того, что потребовал оставить все его карты, в том числе и старые, в его кабинете. Мы компьютеризировали все, кроме его кабинета.
Эти слова воодушевили Дану, и она попыталась несколько умерить воинственность Пилгрим.
— Мой отец использовал свой компьютер лишь как тяжелое пресс-папье.
— Значит, карта эта все еще может находиться в кабинете вашего отца? — высказал предположение Логан.
Эмили Пилгрим пожала плечами:
— Да. Может быть, и так, но…
— А не могли бы мы это проверить? — спросила Дана.
Эмили Пилгрим качнулась на каблуках. Она покачала головой и закрыла глаза:
— Только по распоряжению властей.
— Мы не собираемся читать эту карту, — заверила ее Дана. — И не просим вас читать ее для нас. Нам просто надо знать, здесь ли она.
Эмили Пилгрим скрестила руки на груди.
— Могу я спросить, зачем вам это надо? Странно, ей-богу! Какова ваша цель?
— Доктор Пилгрим, — вежливо проговорила Дана, — наверняка вопросы наши кажутся вам странными и неожиданными, и мне очень жаль огорчать вас, заставляя вновь и вновь переживать смерть вашего отца. Я тоже совсем недавно потеряла брата. Но подробное объяснение оказалось бы очень долгим и запутанным. Прежде чем мы станем отнимать у вас время, не можете ли ответить, здесь карточка или нет?
Пилгрим глубоко вздохнула и прикрыла веки. Дана испугалась, что теперь она окончательно замкнется и откажется говорить с ними.
— Вы узнаете почерк вашего отца? — спросила Дана.
Пилгрим открыла глаза:
— Конечно, узнаю.
Дана вытащила из портфеля пустую картонную папку, ту, что они обнаружили на квартире Питера
Бутера. Она передала папку Пилгрим, и та вгляделась в выведенную потускневшими чернилами фамилию на ней, после чего открыла папку.
— Откуда это у вас?
— Узнаете? — спросила Дана.
— Это его почерк, там, наверху? — осведомился Логан.
— Да. Совершенно точно. — Она открыла папку. — Видите эти каракули на внутренней стороне? — Она указывала пальцем на какие-то выцветшие чернильные следы. — Это отец чертил. Он исчеркивал все своими каракулями. Ни одной бумажки, даже важной, нельзя было оставить возле телефона — обязательно всю ее исчертит. — Она покачала головой. — Что происходит? Где вы раздобыли карту и где остальное?
Дана кивнула.
— Проверьте, пожалуйста, сохранилась ли у вашего отца карта Роберта Мейерса?
— Так вот же она. По крайней мере, папка от нее!
— А проверить нельзя?
Судя по ее виду, Пилгрим начинала терять терпение.
— Мы ничего там не нарушим! — поспешила заверить ее Дана. — Только проверим.
Пилгрим еще на секунду задержала на них взгляд. Потом со вздохом сказала:
— Пойдемте.
Она повела их куда-то в задние помещения, по дороге занимая разговором:
— Отец практиковал здесь в течение сорока восьми лет. Его кабинет забит всяким хламом, как лавка старьевщика. А у меня не было ни времени, ни смелости попробовать разобраться тут и вычистить ненужное. Думаю, что и теперь я не скоро смогу приняться за это.
Эмили Пилгрим толкнула дверь в кабинет.
— Здесь вы и нашли отца? — входя, спросил Логан.
— Да, здесь, он лежал на полу. Мама позвонила и сказала, что отца до сих пор нет. — Пилгрим поглядела вниз, на синий с разводами ковер серийного производства, лежавший на полу. — Казалось, он хотел потянуться через стол к телефону, позвать на помощь, но потерял сознание.
Встав у стола к ним спиной, Логан поглядел через плечо на зеленый шкаф с картотекой и маленьким телевизором наверху.
— В котором часу вы его нашли?
— Мама позвонила мне около одиннадцати. С отцом она говорила до этого вечером, и он сказал, что едет домой. У них было так заведено. Перезваниваться ровно в десять. В десять тридцать отец приезжал домой. Когда он вовремя не приехал, она заволновалась. Дозвониться ему в кабинет она не смогла и позвонила мне.
— И вы нашли его здесь?
— Да.
— Долго он, по вашему мнению, здесь пролежал?
— Наверное, час. Или полтора.
