— О, эта шпага, сэр, принадлежала какому-то важному французскому кавалеру, шевалье, а может быть, даже маркизу или графу… Не желаете ли золотой перстень с изумрудом?
— Пока нет, — поскромничал Громов, не желавший слишком уж тратить корабельную казну.
— Жаль, жаль. Хорошее кольцо — уйдет враз, потом такого не купите.
Прощелыга купец скривил тонкие губы в хитроватой улыбке, свойственной продающим краденую лошадь цыганам, главам нетрадиционных религиозных сект и вороватым российским чиновникам, вызванным к начальству на ковер по какому-то уж совсем мелкому делу.
— Ах, ты ж боже мой! — примеривший очередной камзол боцман с восхищением посмотрел на появившихся из смежной комнаты девушек в новых, только что купленных платьях.
Надо сказать, обе юные дамы вполне заслуживали восхищения и в простых своих одежках (а лучше — без оных), однако теперь было совсем другое дело! Грациозная, в муаровом, цвета морской волны платье, сшитом по последней французской моде — с глубоким вырезом — декольте — Бьянка выглядела истинной королевой, а ее подружка — принцессой: к пышным рыжеватым волосам Камиллы очень шел желтый цвет, плюс еще зеленые шелковые вставки, бантики, бисер…
— Ну девки, — дядюшка Сэм по-простецки хлопнул себя по ляжкам. — Вам бы еще брильянты…
— Лучше какие-нибудь башмаки, дядюшка, — показала босую ногу Камилла. — Мои-то старые как-то не особо к этому платью подходят.
— Будут, будут башмаки! — распушив усы, хозяин лавки истово перекрестился на висевшее в углу торгового зала массивное золотое — или, скорее всего, позолоченное — распятие. — Клянусь Святой Девой Гваделупской — будут! Уже к вечеру… или, самое крайнее — завтра к утру.
— Завтра и загляну, — тряхнула рыжими волосами девчонка. — Обязательно. Только вы меня ждите, господин Мидлтон, ага?
— Договорились, моя госпожа!
Приложив руку к сердцу, купец галантно поклонился и, проводив важных покупателей до самой улицы, еще долго махал им вослед рукою, а, когда вся процессия скрылась из виду, подозвал из лавки мальчишку-приказчика:
— Беги за ними, парень, все разузнай — кто такие, оттуда, надолго ли в наши края? Понятно тебе, бестолочь?
— Понял, хозяин, — пригладив темные волосы, поклонился мальчишка. — Все сделаю, как вы и сказали.
— Ну беги тогда, что стоишь?
— Бегу, господин!
Сверкнув грязными пятками, лавочный мальчик скрылся за углом, без труда нагнав покупателей, уже подходивших к губернаторскому дворцу.
— Прошу вас, господа! — отворив резные ворота, поклонился дюжий привратник, пропуская гостей в обширный, с небольшим круглым прудом, двор.
По всему видно было, что недавно назначенный хозяевами острова губернатор привык жить на широкую ногу, правда, ввиду местной специфики, много чего опасаясь: окна дворца прикрывали массивные металлические решетки и ставни, у ворот стояли на часах вооруженные фузилеры, а по обе стороны от крыльца располагались две двадцатичетырехфунтовые пушки на полковых — с большими колесами — лафетах. Как успел заметить проходивший мимо Громов, пушки были хорошие, бронзовые.
— О вас доложить, как о людях с только что пришвартовавшегося судна? — обернувшись, осведомился слуга.
Андрей хмыкнул — либо этот парень обладал завидной проницательностью, либо слухи здесь распространялись весьма даже быстро.
— Да, именно так и докладывай, — кивнул молодой человек. — Я — капитан Эндрю Гром, это моя жена Бьянка и мой квартирмейстер с племянницей. Только что прибыли в Нассау на «Жозефине» — так называется наше судно — и вот явились засвидетельствовать свое почтение.
— Хорошо, — слуга поклонился и, оставив гостей в просторном холле, взбежал по широкой лестнице на второй этаж.
— А неплохо губернатор устроился, — оглядывая обстановку, усмехнулся дядюшка Сэм. — Небось, все за счет таких бедолаг, как мы. Больше не на что!
— Проходите, почтенные господа! — проворно спустившись с лестницы, слуга вновь поклонился и продолжил самым торжественным голосом: — Господин Томас Миллз, эсквайр, губернатор Нассау и Нью-Провиденс, отрываясь от дел, счастлив принять вас в своем рабочем кабинете. Следуйте за мной, джентльмены! А ваши слуги пусть подождут здесь.
Кабинет, куда привел гостей слуга, вовсе не выбивался из общего стиля особняка: в меру просторный, с резной конторкою для письма и диваном, со стенами, обитыми зеленым сукном, и массивным столом красного дерева, с бронзовым чернильным прибором и подсвечником из потемневшего серебра.
За столом, обмакнув в чернильницу гусиное перо, что-то писал узкоплечий человечек лет пятидесяти в огромном для столь узкого лица парике и красном, с золотою тесьмой, мундире, всем своим обликом здорово напоминавший Громову знаменитого французского комика Луи де Фюнеса.
— Эгхм… Здравствуйте, сэр! — вежливо покашлял молодой человек.
«Де Фюнес» тут же поднял голову, одарив вошедших самой доброжелательною улыбкой, словно бы встретил вдруг старых добрых друзей:
— А!!! Это вы с «Жозефины»? Рад, рад вас приветствовать, любезнейшие господа и дамы. Вот, извольте, присаживайтесь. Сейчас слуги принесут кофе… А, может быть, хотите угоститься табачком — так вы не стесняйтесь!
— Спасибо, — сдержанно поблагодарил Громов, представил губернатору всех своих спутников, после чего сразу перешел к делу — собственно, этого господин Томас Миллз от них и ждал — так чего было зря время тянуть?
— Видите ли, сэр, мы бы хотели заняться здесь кое-каким промыслом… чем занимаются иногда и самые благородные люди… вы понимаете, о чем я?
— О, да, друг, мой. Да.
Маленькие темные глазки губернатора цепко смотрели на гостей, губы кривились в показной улыбке, сухонькие ручки алчно пристукивали по столу. Ну совсем как российский средней руки чиновник в ожидании распила бюджетных средств!
— И мы бы хотели, сэр, — продолжал Андрей, — прежде чем начать свое предприятие, заручиться, так сказать, негласной поддержкой властей… в вашем лице, уважаемый господин губернатор! Ибо прекрасно понимаем, что без этого любое наше начинание обречено на трудности и неуспех.
— Рад, что вы это понимаете, капитан Эндрю Гром. — Улыбка на какой-то миг улетучилась с сухонького лица Томаса Миллза, он теперь ничуть не походил на комика, скорее — на инквизитора, палача… — И вообще, мне нравится ваша откровенность! — губернатор снова заулыбался. — Люблю, знаете, деловых людей, не расточающих драгоценное время на сантименты. Позвольте и мне быть столь же откровенным: треть!
— Э… извините, не понял?
Губернатор потер ладони:
— Что же тут непонятного? Треть всех ваших доходов — мне. А за пользование гаванью придется платить уже с этого дня — полпиастра в сутки, и это еще по-божески, в других портах вас обдерут как липку!
— Да и здесь, похоже, все к этому идет!
