— Опасается меня? — переспросил Петр.
— Опасается. Она считает, что если у вас будет своя собственная гвардия, то вы совершите переворот и скинете ее с престола, как некогда она поступила с императором Иваном и его регентом Бироном.
— Но я не хочу править этой страной. Мне нужна моя Голштиния! Только там меня любят.
Барон понимающе кивнул.
— Я вас понимаю, Ваше Высочество, — проговорил он. — Я тоже скучаю по своей Пруссии. — Игнат Севастьянович вдруг признался, что в какой-то степени это было так. Видимо, та память, что осталась от Адольфа фон Хаффмана, не хотела никуда уходить. — Вот только в отличие от вас, Ваше Высочество, я не могу вернуться на родину.
— Почему? — спросил Петр.
Игнат Севастьянович хотел убить себя. Он уже мысленно ругал себя за необдуманные слова. Что будет, когда Петр узнает, что он вынужден был дезертировать из армии Фридриха Великого.
— Я участвовал в дуэли, но вынужден был бежать. Так как за это преступление мне грозила смертная казнь, — решил идти ва-банк барон.
— В дуэли?
— Из-за женщины, — проговорил фон Хаффман, не зная, как отреагирует князь. Поймет ли он его.
— Я бы из-за женщины в такую авантюру влезать не стал бы, барон. Вот из-за Голштинии, — задумчиво проговорил Петр, — я бы начал войну.
Барон фон Хаффман понял, что великий князь тут же забыл о его проступке, предавшись мечтаниям об его бывших землях, в которых он был бы полноценным правителем.
— А чем вам плоха Россия, Ваше Высочество? — спросил в лоб Игнат Севастьянович.
Петр взглянул на барона удивленными глазами. Не понимая, отчего пруссак не ведает о причинах, ведь о них с самого его приезда твердят при дворе.
— Русские меня не любят, барон, — проговорил он. — Считают дурачком, что способен только играть в солдатики. Да к тому же тетка. С чего ей пришло в голову, что я должен был жениться на этой девке?!
Девкой Петр Федорович явно назвал свою законную супругу — Екатерину.
— У королей не спрашивают, на ком и когда жениться. Даже для своего сына вы будете сами искать невесту. Причем из знатного рода.
— Сына?
— Ну, ведь вы же собираетесь оставить кому-то свою Голштинию после смерти?
Петр Федорович задумался, взглянул на барона таким взглядом, словно говоря: «Издеваетесь, барон?»
— Мне кажется, вы, Ваше Высочество, способны отвоевать для себя ваше герцогство, — проговорил фон Хаффман, не понимая, для чего он это делает.
Глаза Петра засветились.
— А к тому же вы, Ваше Высочество, скорее всего не желаете, чтобы вас, после того как вы взойдете на трон, а это когда-нибудь произойдет, скинула с него ваша супруга.
— Я ее в монастырь отправлю…
— Это пока громкие слова, Ваше Высочество. Да вам и не позволят. А чтобы этого не случилось — вам нужна своя гвардия. Для начала хотя бы сто надежных человек, готовых за вас отдать жизнь. Причем половина из них должна быть русскими.
— Русскими? — Петр скривился. Это ему не понравилось.
— Русскими. Поймите, Ваше Высочество, — проговорил фон Хаффман, подходя ближе к Петру Федоровичу. — Как вы будете относиться к своему народу, так и они будут относиться к вам. Я не удивлюсь, что если Екатерина и надумает вас свергнуть, то она обязательно воспользуется вашей неприязнью. Вы хотите этого?
— Но я не люблю Россию, — твердил великий князь. — Я не люблю Россию. Я желаю вернуться в мою любимую Голштинию.
— Ага, сейчас вам это так спокойно сделать, Ваше Высочество, вам не дадут. Вы прямой наследник императорского трона, а значит, от вас постоянно будет исходить угроза. Вы хотели бы, что бы вас, Ваше Высочество, задушили шарфом, убили во время игры в карты или повесили, как несколько дней назад вы, Ваше Высочество, поступили с мышью?
Петр побледнел. Об этом не знал никто, кроме его дрожащей и нелюбимой супруги Катьки.
— Откуда? Откуда вам это известно?
— Да об этом судачат в столице, — слукавил Игнат Севастьянович. О том, что случилось во дворце, никому не было известно. Екатерина Великая об этом событии упомянула лишь в мемуарах.
— Катька, — зло проговорил Петр. Взял со стола фигурку солдатика и в порыве гнева переломил пополам. Кинул в сердцах на пол. — И что мне делать?
— Я же говорю. Первое, поблагодарить тетушку за то, что она позволила вам, Ваше Высочество, иметь собственную армию. Пусть и небольшую, но армию. Второе, переменить отношение к русским. Не корчить из себя невесть знамо кого, а поступать, как поступал ваш дед — Петр Великий.
Петр начал расхаживать по комнате. Неожиданно хотел было смести рукой со стола фортификацию, но фон Хаффман остановил.
— А вот это зря, — проговорил он, подходя к столу. — С помощью этого можно анализировать различные ситуации.
Великий князь удивленно взглянул на барона. Игнат Севастьянович усмехнулся. Он понял, что ему удалось надавить на невидимые струны души наследника. Тот затребовал тут же пояснить, что сие значит. В нескольких словах, на примере фортификации и солдатиков, что были сейчас перед ними на столе, фон Хаффман попытался объяснить, как действовали солдаты Петра Великого при осаде Орешка и как оборонялся неприятель. Проиграл сражения в нескольких вариантах, отчего глаза Петра Федоровича засветились.
— Пока у вас нет собственных потешных полков, что были у вашего деда, государь, будем довольствоваться этим, — пояснил Игнат Севастьянович.
— Хорошо, — проговорил Петр, когда гусар закончил свои манипуляции. — Сколько нужно времени, чтобы сформировать роту почетного караула? — поинтересовался он.
— Месяц, чтобы набрать людей в России, и два месяца, чтобы найти их в Пруссии.
Игнат Севастьянович специально произнес «Пруссия», зная, что сам наследник предложит свое герцогство. Так и случилось.
— Как только освоитесь в Ораниенбауме, так сразу же отправитесь в Голштинию. Я напишу письмо дяде, и он вам поможет. А теперь ступайте, барон. Я распоряжусь, чтобы вам выделили домик.
Когда фон Хаффман уходил из кабинета, то увидел, как Петр берет в руки колокольчик. И уже через мгновение мимо него туда прошел Нарцисс.
Ближе к концу сентября до великого князя дошел слух, что в окрестностях Ораниенбаума появился монах, утверждавший, что ему известно будущее. В тот же день Петр Федорович пригласил к себе в кабинет Якоба Штелина, барона фон Хаффмана, в подчинении которого уже было аж двадцать прекрасных кавалеристов, прибывших в Ораниенбаум по рекомендации Ушакова (среди которых было пятеро обрусевших немцев), и еще парочку дальних родственников, что прибыли в Россию вместе с великим князем. Эти двое не нравились фон Хаффману, и он дал слово, что избавится от них по возможности.
