В это время продолжалась схватка между лидером и фон Хаффманом. Она шла на равных. Барон атаковал, вербовщик защищался, контратаковал. Наносил удар за ударом, среди которых один оказался точным. Шпага скользнула по руке, порвав кафтан.
— Каналья, — словно мушкетер из романа Александра Дюма, выругался Игнат Севастьянович.
Между тем каменная мостовая под ногами стала скользкой. Дождь сделал свое дело, и тут, и там стали появляться лужи. Игнат Севастьянович отступил и чуть не споткнулся. Еле удержался. И тут же отбил очередную атаку. Затем сделал выпад и ранил вербовщика. Тот пошатнулся. На мокром рукаве серой рубашки проступили капли крови. Тот дотронулся рукой. Понял, что случилось, и решился в последний раз атаковать. Атака не получилась. Кулак второй раз за день опустился на голову. Освободившийся от соперников Иоганн пришел на помощь, оглушив тем самым врагов. Видя, что им повезло, фон Хаффман посмотрел на Кеплера и сказал:
— Нужно уходить. — Потом добавил: — Пока они в себя не пришли.
Бегом они добежали до порта. Игнат Севастьянович был уверен, что их никто не преследует. Пока бежали, чуть не опрокинули тележку какого-то торговца.
Зато в порту облегченно вздохнули. Теперь оба чувствовали себя в безопасности и уже вскоре были в море.
— Барон! — раздался за спиной знакомый голос. Игнат Севастьянович вздрогнул, оторвался от курочки и посмотрел. В дверях трактира стоял барон Иероним фон Мюнхгаузен. — Какими судьбами в наших краях? — на весь зал проговорил тот.
Фон Хаффман рукой показал на свободный стул. Без лишних слов Мюнхгаузен все понял. Подошел, сел, прежде чем повторить свой вопрос, подозвал трактирщика, и только после того, как хозяин лично притащил для того ужин, повторил свой вопрос:
— Так какими судьбами вы, барон, в наших краях?
Игнат Севастьянович отхлебнул из кубка и ответил:
— Выполняю приказ великого князя Петра Федоровича.
— Можете не говорить, — рассмеялся Мюнхгаузен, — небось наследник приказал вам съездить в немецкие земли и купить оловянных солдатиков, коих его высочество так обожает.
— Солдатиков, да вот только не оловянных. Государыня разрешила наследнику иметь собственную гвардию.
— Так вам, барон, удалось поступить на службу к его высочеству?
— Вашими стараниями, мой друг. Помните, вы мне посоветовали обратиться к графу Бабыщенко?
— А как же! И он вам, барон, помог.
— Ну, не он, а его приятель князь Сухомлинов. Впрочем, не будем углубляться в подробности. Лучше скажите, барон, как прошла дуэль?
— Дуэль?
— А, понимаю, с нашей последней встречи у вас, барон, наверное, была не одна схватка.
— Само собой, мой друг. О той дуэли, о которой вы меня спрашиваете, я даже и не помню. Зато давайте я вам расскажу о том, что со мной случилось на прошлой неделе?
— Небось опять на уток охотились?
— Да что вы, барон. На прошлой неделе я на уток не охотился. Они уже давно улетели. — Мюнхгаузен тяжело вздохнул.
— Значит, на белого медведя.
— На медведя да, но не на белого. Но это было не на позапрошлой неделе, а на прошлой.
Барон начал рассказывать, вдаваясь в подробности, о которых Игнат Севастьянович не слышал. Вполне возможно, что Эрих Распе умышленно умолчал о них. А может, и не слышал этого рассказа, но, как считал Сухомлинов, это было даже и к лучшему. Еще неизвестно, что приукрасил бы писатель.
— А где ваши солдаты, барон? — вдруг прервав свой рассказ, спросил Мюнхгаузен.
— За городом.
— И сколько же у вас смельчаков, мой друг?
— Пятьдесят один. Славные парни. Все голштинцы.
— Так вы были в Голштинии?
— Да, барон. Я был в Голштинии. А иначе где бы я смог еще нанять людей для его высочества?
— Если бы у меня были столько же смелых воинов, когда я попал в плен к турецкому султану, то этого бы никогда не произошло.
Фон Хаффман улыбнулся. Мюнхгаузена вновь понесло. У него опять проснулась фантазия, и он стал рассказывать. На этот раз Карл Иероним прошелся по турецкому султану. Припомнил тому гарем, в котором, по словам барона, было не то сто, не то двести, а может, и целая тысяча наложниц. Похвалил янычар, сказав, что таких отважных воинов в землях мусульманских еще поискать нужно.
— А вот вино, — вздохнув, молвил Карл, — у султана дрянь. Кислятина, которую еще поискать нужно.
— Так ведь он вроде мусульманин, — напомнил Игнат Севастьянович. — А они вроде, если мне память не изменяет, не пьют.
— При всех не пьют, — расхохотался Мюнхгаузен, — но когда остаются наедине или в кругу верных друзей. А я стал другом султана. Они употребляют еще как. Но все равно вино у них дрянь.
— И вы, барон, решили доказать султану, что пили самое лучшее вино на свете.
— Конечно. Я решил доставить ему бутылочку руантальского. Султан согласился, но поставил условие, чтобы я доставил ему его в этот же день и желательно до вечера. Я усмехнулся. Мне, вернее, моим друзьям, это было под силу.
— А у вас были там друзья?
— О да, барон. Четверо. Один имел очень острый слух. Мог слышать о том, о чем говорят при русском дворе.
— А о вас там не вспоминали?
— Вспоминали и даже собирались выкупить. Вот только я не собирался ждать, когда это произойдет. — Барон отпил из кубка и взглянул на фон Хаффмана. — Но вернемся к моим друзьям. Так вот один из них обладал идеальным и острым слухом. Второй был охотником и мог убить в глаз белку, что находилась в тысячах, — Карл задумался, — нет, в миллионах верст от того места, где он в тот момент находился. Третий был силач, способный унести на своей спине все сокровища, что имелись у султана, а четвертый скороход.
— Скороход? — переспросил Игнат Севастьянович.
— Скороход. Когда он никуда не спешил, всегда таскал с собой гирю.
— Так ведь он мог бы спокойно убежать из дворца султана…
— Мог. Вот только все четверо были преданы мне и не хотели меня бросать. Да и, честно признаюсь, вчетвером мы топтали султанских цыпочек.
Игнат Севастьянович еле сдержался, чтобы не засмеяться. Он так и представил, как Карл ночью крадется по коридорам султанского дворца только с одной целью затащить одну из красавиц к себе в постель. Да султан просто не обратит на это внимания, если, конечно, женщины сами не выдадут ловеласа. Но, учитывая, как подвешен язык Карла, вряд ли это произошло бы, будь это на самом деле.
— Так вот с султаном я побился на то, что вино будет самое вкусное и доставлено вовремя. Если бы я проиграл, то навеки оставался бы в плену у султана, — Сухомлинов вновь еле сдержал улыбку, — а если бы выиграл, то смог бы унести столько, сколько сможет унести один человек.
