Французы…
Уклонился от общей помывки только Пересвет. Опять ему что-то померещилось.
— Как твоя нога, прекрасная амазонка? — млея по шею в пене от влажного тепла, поинтересовался Вожников.
— Моя нога? — Шевалье Изабелла высоко вскинула из пены вверх свою ножку, придирчиво ее осмотрела. — Мне нравится. А тебе?
За прошедшую неделю опухлость спала полностью, хотя легкая розоватость на исколотой шилом коже все-таки сохранялась.
— Прости, что из-за меня тебе пришлось столько вытерпеть, — уже в который раз повинился молодой человек.
— Забудь, Егор-бродяга. Что миновало, то прошло, — посоветовала женщина. — Нельзя быть злопамятным. Отрубил врагу голову — и забудь, не держи на него обиды. Господь учит нас прощать.
— Мне нравится твоя нога, — сказал Вожников. — Я очень боялся, что с ней что-нибудь случится.
Шевалье Изабелла вскрикнула, ухнулась в кадку с головой, расплескав по сторонам изрядно воды, а когда вынырнула, отирая лицо от пены — оказалось, что она хохочет:
— Это что, Егор-бродяга, был такой комплимент? Попытка заговорить о моей красоте? Нет, премудрый путник, делать комплименты — это явно не главное твое умение. Об алхимии и географии ты сказываешь куда занимательней.
— Ну и ладно, — поморщившись, буркнул Егор. — Тогда скажи, как много французских земель англичане смогли завоевать за минувшее столетие?
— Ничего, — после недолгого колебания ответила женщина. — Графство Понтье со времен Вильгельма-завоевателя за ними, Гиень тоже завсегда английской была. При Иоанне Добром они, правда, смогли захватить земель преизрядно. Однако король Карл вскорости все обратно возвернул
[27]
.
— Хорошо, — неуверенно зачесал в затылке Егор.
С одной стороны — рыцарь его подозрения подтвердила. С другой — а как же тогда Жанна д’Арк, перелом в войне и освобождение? Неужели вся эта героическая эпопея окажется таким же фуфлом, как нашествие монголов?
— Не слышу радости в ответе! — плеснула в него водой веселая женщина. — Чем ты недоволен?
— Да вот, хочу с герцогом Орлеанским подружиться. Ты с ним случайно не знакома? Может, в гости позовешь? Посидим где-нибудь, поболтаем, пивка выпьем…
Его собеседница опять расхохоталась, окунулась с головой, выглянула обратно и сказала:
— Забавный ты, Егор-бродяга! С герцогом Карлом Орлеанским, королевским племянником? Да он о моем существовании и слышать никогда не слыхивал! Кто он — и кто я? Да я для него ровно как мотылек. Порхай не порхай — все едино не заметит. Разве только чудо какое…
Дверь в «помывочную» открылась, вошли двое слуг, с натугой волоча ведра с горячей водой, а следом за ними — хорошо одетый дворянин, показавшийся в первый миг порезанным на четыре части из-за раскраски костюма: суконные сине-зеленые чулки со штанинами разного цвета и вельветовая зелено-синяя куртка, причем зеленый верх был над синим низом и наоборот. На голове — коричневая шляпа с дорогим страусовым пером, на поясе — меч с наборным эфесом как весомое подтверждение знатности.
Оглядев купальщиков, гость снял шляпу, слегка поклонился, помахав ею над полом:
— Шевалье Изабелла, рыцарь Сантьяго, урожденная де ла Тринити-Пароет?
— Я вся внимание, шевалье, — чуть ниже погрузилась женщина в бадью и пустила несколько пузырей.
Судя по поведению обоих, подобные «банные визиты» считались тут в порядке вещей. Французы!..
— Мой господин, герцог Карл Орлеанский, просил передать, что является сторонником арманьяков. Однако он не желает лишних обострений с домом Бретань. Посему, шевалье, он будет благодарен, если вы покинете сей город в течение двух дней. В противном случае он не сможет более не замечать ваше здесь пребывание, — гость еще раз взмахнул шляпой и вернул ее на голову. — Учитывая твое долгое отсутствие в стране, рыцарь, мой господин просил напомнить, что Париж тоже завоеван арманьяками еще два года назад.
Женщина сглотнула и замерла.
— В знак своего благоволения герцог поручил мне препроводить ученого сарацина, состоящего в твоей свите, к ректору Орлеанского университета, дабы обсудить возможное его участие в диспуте на богословскую тему. Если, конечно, неверный выразит такое желание.
— Я согласен! — заплескался в своей бадье мудрый Хафизи Абру, торопливо выбрался, зашлепал босыми ногами к выходу.
— Мое почтение… — дворянин поклонился и вышел вслед за географом.
— Что это было? — тихо спросил Вожников, когда слуги, долив в кадки кипятка, оставили их одних.
— Не знаю… — отерла лицо от пены шевалье.
— Перекрестись.
В ответ в ее бадье забулькала вода.
— Ну, хоть что-нибудь ты же можешь предположить?
— Он говорил о лояльности дому Бретань… — Изабелла опять макнулась с головой и продолжила: — Я проклята родителями, дом Бретань мне враждебен. Выходит, оказывая мне покровительство, герцог рискует вызвать недовольство моих родичей…
— А кто такие арманьяки?
— Герцогский дом, партия при дворе, знатные союзники, помогающие друг другу против нас. Извечные враги герцогов Бургундских.
— Выходит, его намек на захват арманьяками Парижа — это указание безопасного места?
— Видимо, так… — с некоторым сомнением согласилась женщина.
— Париж — это хорошо, — решил Вожников. — Это Сорбонна, это Сена, это столица. И еще это половина пути к Ла-Маншу, порту Кале.
* * *
Сарацинский географ, премудрый Хафизи Абру явился в трактир только на следующий вечер, в сопровождении двух дворян, хмельной и счастливый, словно побывал в раю с гуриями. Под мышкой он держал два увесистых тома в кожаном переплете, в руке — заплетенную в ивовую корзину бутыль, причем почти пустую.
— Разве ты пьешь вино, друг мой? — изумился Вожников, выглянув из своей комнаты.
— Когда плачут весной облака — не грусти, — похлопал его по плечу ученый. — Прикажи себе чашу вина принести! — Он глубоко вздохнул: — Травка эта, которая радует взоры… — Еще один вздох, куда более печальный: — Завтра будет из нашего праха расти.
И географ гордо прошествовал мимо Егора.
— Где ты был все это время?! — пошел следом Вожников.
— О, это был прекрасный собеседник! — Сарацин остановился, выдернул пробку из горлышка бутыли и громко продекламировал:
Ранним утром, о нежная, чарку налей,
Пей вино и на чанге играй веселей,
Ибо жизнь коротка, ибо нету возврата
