— С военной точки зрения ситуация на Востоке еще далека от стабильности, но о том, что война там будет затяжной и кровавой, понятно уже сейчас. Предвосхищая волнующий многих присутствующих вопрос, отвечу, что на южном фланге Русского фронта ситуация сейчас складывается лучше, чем на центральном и северном участках.
— Это все, безусловно, замечательно, — с некоторой вальяжной ленцой прервал Айрнкросса, пожалуй, самый молодой из находящихся в комнате, чье породистое лицо было так явно отмечено печатью порока, что кто-нибудь из посторонних мог даже удивиться, что такому… такому человеку делать в компании столь респектабельных господ, — но какое это имеет отношение к планам империи? Все эти рассуждения вполне уместны для сэра Джона Дилля,
[121]
но ведь мы говорим о политике!
— Во-первых, Арчи, вы несколько отстали от жизни, — строго заявил один из «худых». — Сэр Уинстон очень недоволен сэром Джоном, и в ближайшее время, боюсь, от него уже мало что будет зависеть. А на посту его, скорее всего, сменит сэр Алан Брук.
[122]
Во-вторых, если вы еще не поняли, то сообщенное нам мистером Айрнкроссом четко указывает, что планы на быстрое окончание войны на Востоке пошли для Германии прахом и, соответственно, появляются очень интересные варианты для игры. А если вы не поняли пассаж про южный фланг, то я поясню: в ближайшее время Германии до русской нефти не добраться. Джеймс, — говорящий повернулся к своему соседу справа, — как дела в Иране?
— Все прошло гладко, взаимодействие с русскими налажено. В ближайшее время начнутся поставки.
— Хорошо! Сэр Эндрю, — вполголоса сообщил другому своему соседу, — напомните мне потом, что нам надо обсудить дополнительные партии для отправки в Россию. Кажется, у нас на складах оставалось кое-какое оружие под русский патрон… Клайв, не так ли? Вы можете продолжать. Но я бы хотел послушать также и о внутренних делах Германии. Если, конечно же, вы располагаете такой информацией…
— Джентльмены, как вам известно, около трех недель назад в России погиб рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. — Айрнкросс продолжал так, как будто бы никакой паузы с пикировкой не было. — Преемника на его пост не назначили, поскольку Адольф заявил, что сам будет выполнять эту работу. Одновременно произошли некоторые кадровые перестановки в верхушке этой организации, ведь с Гиммлером погибли многие руководители управлений. Что интересно, джентльмены, сразу несколько наших источников не исключают возможности того, что гибель рейхсфюрера может иметь другие объяснения, не совпадающие с официальной версией. Точнее, двумя — более информированные сообщают, что Генриха убили русские диверсанты.
— С этого места поподробней, пожалуйста, — попросил моложавый, но совершенно седой мужчина с внешностью «человека с улицы Короля Карла»
[123]
и таким безупречным выговором, что у него мог бы поучиться и профессор Хиггинс из нашумевшего перед войной фильма, снятого по мотивам пьесы второго после великого Шекспира драматурга Британии.
— Один источник полагает, что речь может идти не об обычной военной случайности, а о заговоре с попыткой ликвидировать конкурента руками русских. Другой же считает, что ликвидация вообще была проведена самими немцами, а история про диверсантов — прикрытие.
— Вот как? — На лице дипломата не дрогнул ни один мускул. — А что говорят по этому поводу русские?
— Они молчат, сэр.
Можайское шоссе, Московская область. 2 сентября 1941 года. 3:12.
— Проходи, Лаврентий. Присаживайся! — Вождь из кресла вставать не стал, а просто показал рукой на соседнее. Верхние лампы в комнате были потушены, но Сталин усадил своего наркома именно там, где пятно света от настольной лампы освещало сидящего.
— Добрый вечер, Лаврентий! — поздоровался, в свою очередь, Молотов, сидевший в дальнем углу на диване.
— Здравствуйте! — поприветствовав в ответ главу Наркомата иностранных дел, нарком внутренних снял и принялся протирать пенсне.
— Есть к тебе, Лаврентий, вопрос… — Теперь Сталин мягко поднялся из кресла и принялся, по своей извечной привычке, мерить шагами просторный кабинет. — Те люди нашлись?
— Никак нет, Иосиф Виссарионович, не нашлись, — устало ответил Берия. — Как пропала неделю назад с ними связь, так ни слуху ни духу.
— А личности установили? А то, понимаешь, наградили людей. В газетах написали, по радио объявили… Вдруг кто орденоносцев хватится? И у Вячеслава вопросы к ним имеются… Правда, Вячеслав?
— Совершенно верно…
— Товарищи, сегодня я как раз общался с человеком, который лично встречался с этими… товарищами!
— Это хорошо, Лаврентий, это хорошо… — Глава государства остановился в паре шагов от наркома. — А вот скажи мне, не возникало у тебя ощущение, что нас водят за нос? Что подсовывают фантазии вместо дела?
— Нет, Иосиф Виссарионович! Я не могу припомнить ни одного предложения от них, оказавшегося пустышкой! И большинство разведданных рано или поздно подтверждалось, — водрузив пенсне на место, ответил наркомвнудел.
— Лаврентий Павлович, а что вы думаете о том, что многие предложения этих «Странников» вступают в противоречия с советской системой? Или, для примера, с Уставом Красной Армии? — Несмотря на то что голос Молотова звучал мягко, такие вопросы, тем более в устах такого человека… Да, ошибка могла стоить очень дорого. С другой стороны, если бы хотели снять или принять меры — говорили бы на эту тему совсем в другой обстановке…
— Вячеслав Михайлович, не могли бы вы поточнее указать на эти противоречия? — не менее мягко спросил Берия.
— Как расценивать то, что многие командиры и бойцы, вместо того чтобы пробиваться через линию фронта на соединение с нашими войсками, будут из кустов по немецким обозам пулять, наслушавшись таких вот «Странников»?
Выражения лица собеседника в полумраке он не видел, но чувствовал, что вопрос с подковыркой.
— А просто расценивать — как реализацию возможности нанести вред врагу здесь и сейчас! Как выполнение рекомендаций партии и правительства. Как попытку выиграть то, чего нам сейчас больше всего не хватает, — времени! Товарищ, с которым я сегодня беседовал, рассказал, что иной раз засады дают поразительные результаты, Вячеслав Михайлович! — Берия сделал паузу, покосившись на внимательно слушавшего дискуссию Сталина, но, поскольку никто в его тираду не вклинился, продолжил: — Представьте, товарищи, два-три выстрела из винтовки — и рота, а то и батальон полчаса, а то и час стоит!