— На третьем километре камеры. Восточнее Заславля.
— Что еще? — Николай Александрович, похоже, справился с волнением.
— При втором запуске эффект повторился, но уже на двести двадцать четвертом километре.
Эпилог
Тяжелые осенние дожди затянули вязкой серой сыростью Вязьму. Улицы превратились в потоки грязи, а разгоняемые порывами тяжелые капли безжалостно хлестали немногочисленных прохожих, поголовно одетых в военную форму. Стоявший у входа в приземистое, хотя и двухэтажное, здание с красивыми арками по всему фасаду часовой, несмотря на брезентовую плащ-накидку с капюшоном, опасаясь дождя, старался держаться подальше от края навеса. Из остановившейся неподалеку легковой машины вылезли двое. Эти, похоже, на дождь внимания совсем не обращали. Как, впрочем, и на грязь под ногами, по крайней мере огромную лужу, раскинувшуюся у самого крыльца, они обходить не стали.
Первым до часового добрался высокий мужчина в фуражке и щегольском кожаном пальто, но подниматься на крыльцо не спешил, а дождался спутника — щуплого носатого субъекта, обряженного в пальто и велюровую шляпу, которому протянул руку.
— Давай, Яша, хватайся, а то там такая трясина — как пить дать штиблеты свои оставишь.
— Спасибо, Павлик, — уцепившись за руку первого, носатый с усилием выдернул застрявшую в ледяной жиже ногу. — Им что, лень хотя бы доски тут положить?
Вместо ответа военный пожал плечами и попытался подняться на крыльцо, но тут часовой, наконец, вспомнил про свои обязанности и встал у него на пути:
— Ваши до…
Закончить фразу у него не получилось, поскольку перед глазами уже замаячило удостоверение в красной сафьяновой обложке.
От неожиданности икнув, часовой торопливо пробежал глазами документ и, отшагнув в сторону, распахнул дверь:
— Прошу вас, товарищ старший майор! Проходите! — У носатого человечка в гражданском показать документы он даже не попросил. — Вам налево по коридору, товарищ старший майор. Комната двенадцать.
Двое быстро прошли по широкому коридору — в старые времена в здании размещались купеческие конторы и проход был шириной в пару саженей, не меньше. Наверное, чтобы товар было проще переносить.
Часовой не обманул, и две минуты спустя приехавшие были на месте.
— Добрый день, я старший майор Судоплатов, начальник 4-го управления.
— Здравствуйте, Павел Анатольевич! — вскочил из-за массивного стола военный с тремя «шпалами» в петлицах. — Товарищ Соколов
[124]
ждет вас! — и капитан госбезопасности показал рукой на дверь в стене — помещения в этом крыле здания шли анфиладой, и в каждое можно было попасть не только из того коридора, по которому прошли московские гости, но и через внутренние двери.
— Добрый день, Григорий Григорьевич! — поздоровался Судоплатов, войдя в большой, «квадратов» в тридцать, кабинет начальника войск по охране тыла Западного фронта.
— Павел Анатольевич! Яков Исаакович! Рад вас видеть, товарищи. Раздевайтесь. Чаю с дороги?
— Позже. Где они?
— Вызвать?
— Нет, пойдем сами.
В соседнем помещении взгляд Судоплатова упал на огромный, установленный вдоль двух стен немаленького помещения, дощатый стол, на котором были сложены разнообразнейшие предметы военного снаряжения и оружие.
— Что это?
— У этих изъяли, — быстро ответил Соколов. — Только бумаги у переводчиков сейчас. Представляете, три «сидора» бумагами были набиты!
Московские гости заинтересованно подошли.
— Это чье богатство? — Серебрянский ткнул рукой в ближайшую кучку, где лежали пистолет-пулемет Дегтярева, наган, нож в кожаных ножнах, какой-то странный жилет из брезентовых ремней с многочисленными нашитыми карманами, бритвенный прибор в красивом чехле с витиеватой надписью «Solingen», наручные часы, блестящая никелированная зажигалка и пачка немецких сигарет.
— Несвидов Емельян Васильевич, старшина, — прочитал на вложенной в необычную сбрую бумажке Судоплатов и добавил: — Да, помню такого.
— Из пулеметчиков который? — спросил Серебрянский, переходя к следующей кучке. — О, смотри, как «дегтярь» разукрасили! — И Яков взял со стола ППД, цевье которого неизвестный умелец заменил на торчащую книзу рукоять. — А ведь удобно! — Старший майор приложился к оружию, потом опустил его на уровень пояса и вскинул еще раз. — Неплохо, неплохо!
— Раций не видно? — Судоплатов так выделил голосом первое слово, что провожатый понял, что начальник управления спрашивает о каких-то строго определенных приборах, и показывать на притулившуюся у дальнего конца стола немецкую рацию не стал: надо — сами внимание обратят. — Ладно, чего на барахло пялиться, если они в нескольких шагах сами сидят.
— А с чего ты взял, что это они, а не от них? — негромко спросил Яков. — Количество людей не совпадает и вещи вполне обычные… — Старый разведчик еще раз окинул все выложенное на столе, тронул пальцами солидных размеров нож в необычных, как бы резиновых, ножнах и тихо добавил: — Никаких раций не то что с папиросную пачку, а даже с толстую книгу я что-то не вижу. — И уже едва слышно, как бы мимоходом прошептал: — Что, боишься, что не те?
— Понял, пойдем, — согласился Павел, тоже пройдясь взглядом по столу. — Стоп! Смотри, Яша, какая необычная штука, а ты ее игнорируешь! — и он быстро схватил тот самый нож, который Серебрянский только что потрогал. — Эбонит, как думаешь? — приложив некоторое усилие, Судоплатов выдернул оружие из ножен. Прямой, несимметричный клинок с идеально, словно по линейке, выфрезерованными гранями тускло блеснул в неярком свете необычным матовым покрытием. — О, да тут клеймо есть! На, посмотри!
— ATS-34. USA. CQB1!
[125]
— вслух прочитал Серебрянский. — Американский! — И, вглядевшись, прочитал витиеватую надпись на клинке: — Robert Terzuola Design. Nunquam secundum!
— И что это все значит? — Судоплатов озадаченно повертел в руках ножны.
— Американский, — повторил Яков.
— А остальное?
— Сокращения какие-то. Последняя фраза по латыни значит: «Второй — никогда!» Следовательно, этот самый Роберт Тер-зу-ола — очень гордый и самонадеянный товарищ.
— Все! — строго заявил Павел, забирая нож у Серебрянского и возвращая его в ножны. — Хватит в угадайки играть! Все, что надо, у этих спросим!
