— Но Цанава… — Договорить капитану не дали:
— Что, ты Лаврентия не знаешь? Политик, мать его через коленку! У него в столице республики, пусть и захваченной врагом, Гиммлера убили, а он ни сном ни духом! Вот и мечется… Он же в оперработе пока новичок — всю жизнь в руководителях. А с немцем воевать — это не невест воровать! — И Серебрянский хихикнул, вспомнив известный в узких кругах случай, когда Лаврентия Цанаву, только год как поступившего на службу в Закавказскую ЧК, исключили из партии по обвинению в похищении невесты. Разбирались почти два года, но потом все-таки восстановили. — Это еще Пономаренко не подключился! Этому волю дай, так он из партархива полный состав группы подберет и скажет, шо так и було!
— Яков Исаакович, что ж ты на меня так накинулся? Я-то тут при чем?
— Верно, Яша, — подключился к разговору Эйтингон, — лучше продолжим в «угадайку» играть.
— Извините, но это еще не все. — Маклярский отложил в сторону справку на милиционера. — Я по нашему вопросу с Парпаровым переговорил, а он, вы знаете, много с кем в Европе общался, да и почти всех стариков из ИНО знает… то есть знал… Опять же, образованием у него получше многих будет…
— Ну да, гимназия, юридический окончил, — подтвердил Павел, — и с дипломатами немецкими терся. Что сказал?
— Я без указания источника дал ему некоторые сообщения, так он сказал, что во многих случаях очень похожи на те, что он от «Роберта» получал. А тот, если вы помните, бывший профессиональный разведчик, причем европеец.
— Стоп! — Судоплатов поднял руку, прося подчиненного остановиться. — Он считает, что донесения с оставлены разведчиком из Европы? — По спине начальника Особой группы пробежал холодок. Парпаров был сотрудником авторитетным, уже одно то, что, несмотря на арест в тридцать восьмом, его освободили и позволили спокойно служить дальше, о многом говорило. Вдобавок он был именно «иношником», то есть разбирался в европейских заскоках и делах явно лучше самого Павла. А заявление, что «Странники» — чужие, не как раньше — «жили за рубежом и владеют иностранными языками», а именно в таком виде — «похоже на написанное разведчиком-профессионалом одной из европейских стран», убивало всю работу с этой группой на корню. Вспомнился недавний разговор с Эммой, когда им, наконец, удалось встретиться и спокойно пообщаться дома. Жена даже сказала: «Паша, если это игра немцев, то выкарабкаться будет очень сложно!» Хотя именно она первой сформулировала, когда он дал ей на «проверку» некоторые послания «Странников»: «Очень интересные и необычные люди! Но знаешь, Паша, есть в них что-то чужое…»
— Нет, он немного по-другому выразился, — скороговоркой — видимо, на лице Судоплатова что-то такое все-таки отразилось — ответил Маклярский. — Да вот, Павел Анатольевич, сам взгляни, — он протянул начальнику три листка, исписанных аккуратным мелким почерком.
Павел облегченно выдохнул — сумрачная тень «задушевных бесед» в КРО на время отступила. Но эмоциональная встряска натолкнула его на один довольно своеобразный способ решения возникшей проблемы.
Деревня Загатье, Кличевский район Могилевской области, БССР.
20 августа 1941 года. 9:47.
Смешно, но до начала совещания Саша тоже успел постричься, и теперь командир демонстрировал не менее стильную прическу, чем та, что украшала мою голову. К моему удивлению, в классе сельской школы собрались все наши! Можно сказать — слет «людей из будущего».
Несколько минут ушло на рассаживание: кто устроился на полу на ковриках, вроде меня и Бродяги, кто втиснулся за парты, как Тотен и Ваня, а кто и верхом на эти антикварные устройства взгромоздился, как Люк.
— Ну что же, — командир откашлялся. — Начнем, пожалуй!
— Что начнем? — Чем занимался Док после бани, я не в курсе, но сейчас был он злым и невыспавшимся.
— Отчетно-выборное, так сказать, собрание.
— Кого отчитывать будешь, командир, и кого выбирать? — снова буркнул Серега, но Саша его тон в очередной раз проигнорировал и ответил спокойно, даже весело:
— Не отчитывать, а отчитываться! О результатах боевой работы за месяц, оглоеды вы мои! Сергеич, давай!
Бродяга поднялся с «пенки» и, встав рядом с командиром, достал из сумки «Журнал боевых действий».
— Ребята, я коротенечко, только цифры. — Старый чекист вытащил из «журнала» небольшой листок: — Группой «Рысь» во время проведения специальных операций за период с 15 июля по 16 августа сего года уничтожено: один рейхсфюрер СС, три генерала СС, сорок семь офицеров Вермахта, СС и полиции, и двести сорок семь солдат и унтер-офицеров. Да, Серега, что хотел? — отвлекся он на поднявшего руку Дока.
— Что-то маловато фрицев выходит, по моим прикидкам, полтыщу мы точно нарубали. Или в целях борьбы с приписками сократили?
— Именно, — вместо Бродяги ответил командир. — Не записаны вероятные потери. Точнее — они отнесены в отдельную графу. Следовательно, тех, кого немцы потеряли на мостах, складе или еще где, сейчас не считаем.
По знаку Фермера докладчик продолжил:
— Уничтожено и захвачено: тридцать три грузовых и восемнадцать легковых автомобилей, сорок два мотоцикла. Взорваны или сожжены двенадцать мостов, склад ГСМ, ремонтная мастерская, пять складов лесоматериалов. Захвачено и роздано населению семь тонн продовольствия. Выведены из строя девять километров проводных линий связи и четыре километра линий электропередачи.
— А это как считали? — не унимался Кураев.
— Каком кверху, дорогой ты наш человек! Считается по погонным метрам для восстановления, так что, если в трех местах на отрезке в три километра мы кабель на цветмет стырили и столбы завалили, так и пишем — три километра. Ясненько?
— Конечно, Саш, теперь мне все ясно. А сколько, по твоим подсчетам, мы еще набили?
— Ну ты и кровожадный! — улыбнулся командир. — Если совсем примерно — то можешь честно еще три сотни Гансов накинуть. — Александр посерьезнел: — Теперь о мелочах. Тотен, прошу! — До этого, как я понял, Бродяга зачитывал официальное донесение, а вот «малозначительные детали» предстояло рассказать Алику.
— С моей стороны, мужики, добычи тоже порядком набралось. Одних удостоверений личности у меня в загашнике больше трех сотен лежит. Карт чуть поменьше, но тоже хватает. Четыре шифровальные книги. А уж приказов и ведомостей всяких! — Демин развел руки в стороны, показывая, сколько упомянутой «макулатуры» набралось. — Ну и денег скоробчили немало.
— Скоки-скоки? — кривляясь, Док хищно потер ладони.
— Восемь тысяч триста сорок две рейхсмарки.
— Ну, даже до «червонца» не дотянули, — Серега изобразил на лице «вселенскую печаль».
— А это много или как? — подал голос Казачина.
— Если по ведомостям судить, то денежное довольствие рядового марок сто пятьдесят, гауптман получает четыреста с копейками, а майор — шесть сотен. Ну а про покупательную способность могу сказать, что часики твои, — и Алик показал на неплохие трофейные часы на запястье у Вани, — стоят марок двадцать.
