«Интересно, кого ж это он в такое время из постели поднял, кто в стихах хорошо разбирается? — Часы на буфете показывали уже четверть первого. — Впрочем, с его должностью, кто хочешь в гости прибежит…»
— На, — вернувшийся на кухню пару минут спустя Меркулов протягивал Павлу… тетрадь. Эта, правда, была в коричневой обложке, а не в синей. — Добрые люди записали… репертуарчик…
Судоплатов осторожно, словно тетрадка могла рассыпаться от грубого прикосновения, взял ее.
— Не бойся, майор, — это не шоколадные конфеты, — подколол его глава госбезопасности.
— Ну и шуточки у вас, Всеволод Николаевич.
— Уж какие есть. Кушать будешь? Эксперт минут через двадцать только придет, так что червячка заморить всяко успеем. Я лично с обеда нежрамши.
— А давайте! — с бесшабашной решимостью согласился Павел, подумав, что раз уж сам товарищ Сталин его давеча бутербродами кормил, то отчего же замнаркома отказывать-то?
— Тогда помогай! Хлеб порежь, а колбасу мы так съедим.
Пока Судоплатов доставал из буфета завернутый в сиреневую бумагу батон, Меркулов вытащил из холодильного шкафа полкруга краковской колбасы, фарфоровую масленку и маленькую баночку паюсной икры.
— Рыбу доставать? Сиг копченый? Эй, ты чего творишь?!
— А что? — Павел как раз отрезал два ломтя.
— Ты чего скибками такими кромсаешь?! Тоньше режь — чего одним хлебом живот набивать? Подвинься — покажу, как надо.
Из-под ножа падали тонкие, в полмизинца толщиной, ломтики, а заместитель наркома пояснял:
— Отучайся от крестьянских привычек, майор. Как тебя только в Европе не спалили на этой любви к толстым коврижкам?
— Так мы же сейчас не в Европе, — парировал Павел.
— А привычка? Так нельзя — дома одно, а на задании другое! — Сложив стопку ломтей в изящную соломенную хлебницу, Меркулов отнес ее на стол. — Чтобы правильно играть легенду, без привычки не обойтись! Мне легче — я с детства так рос, а вам, молодежи, всему этому надо учиться. А без практики какая учеба, а? Ну-ка, масло намажь! — Последнее прозвучало как приказ.
Вспомнив кое-какие вещи, которые ему старалась привить жена, Павел осторожно провел ножом по брикету и стряхнул стружку на хлеб.
— Нормально! — похвалил Всеволод. — А теперь икорочки, а?! Хоть и не по-европейски, но зато вкусно!
Минут десять они ели, обмениваясь ничего не значащими репликами, пока, наконец, Меркулов не сказал:
— Ладно, смотри! Что, я не вижу, как ты на тетрадку, как гимназист на голую женщину, косишься?
Однако заняться изучением документа Павлу не удалось — стоило ему открыть «песенник», как звонко задребезжал звонок.
— Что-то быстро Виктор пришел… — сказал Меркулов и пошел открывать гостю.
«Если судить по тому, как весело они здороваются, то Меркулов и „эксперт в области поэзии“ хорошо знакомы. Может, и не друзья, но хорошие приятели — это точно. И Всеволод не боится показать ему секретные бумаги… Хм, неужели Ильин?»
Как оказалось, он не ошибся — вслед за хозяином квартиры в кухню действительно вошел старший майор Ильин, бывший начальником 2-го отдела в 3-м главке и курировавший оперчекистскую работу среди деятелей искусства.
— Добрый вечер, Павел Анатольевич. — Манерами он всегда напоминал Судоплатову профессора-гуманитария или писателя из маститых. Может, от проскальзывавшей иной раз некоторой вальяжности? — Впрочем, на дворе уже ночь, осмелюсь заметить…
— Не причитай, Витя, — усмехнулся Меркулов. — Судя по скорости, с которой ты почил нас своим вниманием, и галстуку, ты явно собирался на какую-нибудь писательскую вечеринку.
— Не писательскую, — отмахнулся эксперт, поправляя упомянутый галстук, повязанный красивым бантом. — Актерскую.
— Что сути дела совершенно не меняет, — лукаво улыбнулся Всеволод. — Богемная пьянка, она пьянка и есть, как ни назови. И от грузчицкой или гулянки ткачей она отличается лишь ассортиментом напитков да исполняемым после третьего стакана репертуаром. Ничего — завтра наверстаешь. А сейчас взгляни-ка опытным глазом на кое-какие вирши. — Восприняв последние слова как сигнал, Судоплатов протянул Ильину тетрадь.
— Всеволод, читать стихи ночью и без коньяка?!
— Будет тебе коньяк, будет. Начни читать пока, а я уж принесу.
— А сам что, уже не способен? Между прочим, Павел Анатольевич, — Ильин с улыбкой повернулся к Судоплатову, — наш начальник сам не чужд изящной словесности. И даже популярен в определенных кругах. Сколько твоих пьес уже поставили, товарищ комиссар госбезопасности?
— Тьфу, трепло ты все-таки Витя! — буркнул Меркулов, заторопившись к выходу из кухни.
Впрочем, Павлу показалось, что заместитель наркома смутился — может, оттого и вышел.
Усевшись на стул верхом, Виктор начал бегло просматривать сборник.
— Хм, кабатчина какая-то… О, а это Есенин! Но тоже, по большому счету, кабатчина. А вот это неплохо! — Страницы он перелистывал настолько быстро, что Павел вначале подумал, что тот вообще не читает!
— И каково твое мнение, Витя? — Шагов Меркулова, обутого в мягкие домашние тапочки они не услышали: Ильин был слишком занят чтением, а Судоплатов — наблюдением за ним. Даже не столько наблюдением, сколько попытками угадать по редким замечаниям и междометиям, что же там в тетради такое.
— А? Винегрет какой-то на злободневные темы!
— А кто писал, сказать можешь? — Замнаркома поставил на стол бутылку армянского конька и три серебряные стопочки.
— Нет, большинство этих творений мне до этого не попадались, если не считать Есенина, конечно.
— Есенин? А что?
Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные поля.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне бог.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит… черт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак, —
с выражением продекламировал Ильин. Чувствовалось, что искусством декламации он владеет.
— Витя, а ты не знаешь случайно, на музыку это кто-нибудь клал? — задумчиво спросил Меркулов.
— Нет. По крайней мере, я песню на эти стихи не слышал. А мелодия у нее какая?
— Вообще-то, то, что ты держишь сейчас в руках, именно что сборник песен. Мелодии, к сожалению, наши источники записывать не обучены.
— Действительно, жаль. — Ильин закрыл тетрадь.
— Если вам интересно, то и мелодии можно добыть! — Судоплатов пододвинул к себе песенник.
