— У меня есть свидетель, заставший на месте преступления людей, проводивших саперные работы буквально за несколько дней до нападения. Поскольку он сам военный инженер, то сделал им замечание о том, что работы ведутся неправильно и при таком ремонте дорога быстро придет в негодность. На что ему был продемонстрирован служебный жетон СД и дано приказание исчезнуть с глаз долой и не мешать секретной операции.
На лице хозяина появилась хищная улыбка:
— За сколько дней до покушения это произошло?
— За пять. И что интересно, работы проводились силами русских военнопленных, а за десять дней до того неподалеку был разгромлен временный лагерь, где содержалось несколько сотен русских. Причем, что опять же очень интересно, господин секретарь, лагерь был разгромлен людьми в форме с опознавательными знаками СД! — Мюллер позволил себе улыбнуться. — Весь немецкий персонал они ликвидировали, а русских вывезли в неизвестном направлении, но нам посчастливилось отыскать свидетеля.
— Судя по вашей оговорке, он русский?
— Совершенно верно.
— А вам не приходило в голову, что под людей Скрипача или Олендорфа мог сыграть кто-нибудь другой? У Маленького Грека, к примеру, неплохая команда…
— Они все чистоплюи! — презрительно ответил Генрих. — Максимум на ближайшей пьянке в узком кругу «Их саксонская светлость» отпустит пару несмешных шуток по поводу смерти рейхсфюрера.
— «Саксонская светлость» — это кто?
— Так прозвали правую руку Грека — оберста Остера. Чванливый всезнайка, молящийся на образ «офицера и джентльмена», — просветил Мюллер собеседника. — Пес-пустобрех.
— То есть вы считаете, что на резкие действия они не способны?
— Иезуитства у Грека на такую хитрую игру хватит, тем более что он со Скрипачом на ножах, хоть и раскланиваются вежливо, но вот смелости ни на грош. Впрочем, мы можем и их сыграть, вам не кажется, господин секретарь? И как дополнительное замечание: насколько я знаю команду Грека, они скорее бы использовали армейских саперов для подготовительных работ, а не пленных.
— Я подумаю, — задумчиво буркнул Борман. — А пока перечислите другие улики, группенфюрер.
— Я вообще-то бригадефюрер, господин секретарь.
— Мне кажется, что моего влияния хватит, чтобы исправить эту оплошность. К тому же в Высшем штабе СС открылось немало вакансий. Полагаю, что ходатайства Ламмерса
[57]
будет достаточно…
— Остальные улики по большей части косвенные, — восприняв «подарок» как должное, сказал Мюллер. — Например, насколько мне удалось выяснить, первоначальный маршрут должен был проходить по другому шоссе, но местные органы Службы Безопасности отправили несколько сообщений о том, что данный район небезопасен, поскольку в наличии имеются многочисленные группы солдат противника, выходящих из окружения.
— И?..
— «Похоже на то, что вы совсем не разбираетесь в нашей службе, господин секретарь. Элементарные вещи приходится объяснять!» — подумал главный гестаповец, но на лице его не отразилось ничего.
— Если не вдаваться в подробности, то те сообщения были… как бы это помягче сказать… не совсем верными. Причем, с моей точки зрения, дезинформация получилась филигранная! Знаете, когда не врут в открытую, а так подправляют сказанное, что оно становится своей противоположностью.
— Все мы знаем, как работает наш уважаемый Йозеф, — перебил Генриха Борман. — Переходите к сути!
— Хорошо. Если к сути, то местность там такая, что спрятаться практически негде, и потому основные банды действуют на пятьдесят километров севернее — в огромном лесном массиве. Мелкие же можно в расчет не принимать. Это, извините, аксиома. Тех сил, что охраняли Гиммлера, вполне должно было хватить на отряд человек в сто. Но охрана рейхсфюрера поверила тем сообщениям и перенесла маршрут. Сейчас, к сожалению, спросить уже не у кого — люди, отвечавшие за это, погибли вместе со своим шефом.
— То есть на стечение обстоятельств случившееся списать нельзя?
— Господин секретарь, — Мюллер сделал глубокий вздох и постарался успокоиться, вовремя вспомнив, что, несмотря на все свое влияние, сидящий перед ним не имеет никакого понятия о полицейской работе и розыске, — это моя работа — не верить в совпадения. Особенно если они приводят к таким катастрофическим последствиям. Я попробую нарисовать картинку. — С этими словами он пододвинулся вплотную к столу и извлек из бювара с тисненной золотом свастикой лист отличной мелованной бумаги. — Середина и конец июля — кто-то изображает бурную деятельность по борьбе с остатками частей красных к западу от Минска. — Острым карандашом изобразив на бумаге прямоугольник, он поставил в нем цифру «1». — Начало августа — рейхс… потерпевший начинает собираться с визитом в Вайсрутению. Прошу отметить, что именно в то время там с визитом был фюрер!
— Хм, а ведь действительно, если бы это устроили русские, они бы выбрали цель куда большего масштаба! — Борман хлопнул ладонью по столу. — Насколько я помню, их десантные войска не сильно уступают нашим, ведь так?
— Численно значительно превосходят, — начальник тайной полиции позволил себе улыбнуться. — Вполне могли сбросить пару дивизий на парашютах, тем более что буквально на днях выяснилось, что в лесах неподалеку от Борисова прячется довольно крупная группировка русских.
— Неподалеку?
— Километрах в тридцати. Только, в отличие от всех остальных, она не пытается прорваться на соединение со своими. И имеет радио. А не так давно к ним прилетал самолет из Москвы, — вбил последний гвоздь Мюллер.
— Я вас понял, Генрих, — впервые за сегодняшний вечер рейхсляйтер назвал гестаповца по имени. — Про принцип «cui prodest»
[58]
я знаю. Советам при таких обстоятельствах смерть «верного Генриха» не выгодна, а вот кое-кому… Если вам не сложно, Генрих, не могли бы вы привести остальные улики в письменном виде? Естественно, без упоминания имен и названий. А сейчас я вынужден вас покинуть. — Личный секретарь фюрера резко поднялся из кресла.
Москва, Кремль. 22 августа 1941 года. 22:20.
— Поскольку обстановка на Южном и Юго-Западном направлениях в настоящий момент относительно стабильна, я сразу перейду к происходящему на центральном участке фронта.
