— Хм, может, подождем, пока вы вернетесь? Тола наплавим и тогда…
— На фига откладывать? Может, там и нет ничего, а поезда сегодня-завтра уже поедут.
Когда за Фермером захлопнулась дверь, я встал, сунул «ВиС» в кобуру и вышел — если уж нам тут придется в половинном составе куковать, надо на деревню глянуть. А ну как шпион какой завелся?
Гродкен, Восточная Пруссия.
23 августа 1941 года. 10:27.
Пылящий по сельской дороге автомобиль если и привлек внимание местных, то лишь тем, что сама машина была для здешних краев нехарактерной. Не жаловали жители этого городка, что стоял у бывшей границы двух империй, кабриолеты. Впрочем, единственному пассажиру «Опель» нравился. Он даже пошутил как-то в кругу друзей: «На чем еще ездить адмиралу, как не на „Адмирале“?»
Проехав вдоль невысокой живой изгороди, машина свернула в распахнутые настежь ворота.
— Генерал-фельдмаршал ожидает вас, господин адмирал! — От слуги, встретившего гостя у массивных дверей, за версту несло прусским служакой.
Отдав перчатки и фуражку, Канарис пригладил перед зеркалом волосы и пошел к кабинету владельца усадьбы. Несмотря на то что в этом доме он ни разу не бывал, расположение комнат он хорошо знал.
— Доброе утро! — намеренно опустив все титулы, поздоровался он.
— Действительно доброе, господин адмирал! — Поднявшись из кресла и обойдя стол, бывший командующий группой армий «Центр» протянул гостю руку. — Кофе?
— Пожалуй! — Начальник абвера ответил на крепкое рукопожатие. — Если можно — со сливками.
Расположившись в массивном кресле, он наблюдал, как генерал-фельдмаршал самолично налил ему кофе в маленькую чашечку мейсенского фарфора, украшенную гербом фон Боков.
— Спасибо, Федор! — Пробный шар, похоже, прошел — опальный военачальник ни словом, ни движением брови не показал своего неудовольствия от обращения по имени и, даже более того, подхватил предложенную тональность:
— Итак, Вильгельм, что привело вас в нашу глушь? Я, признаться, был несколько удивлен вашим вчерашним звонком.
— Дело в том, Федор, что мне крайне важно поговорить с человеком, способным взглянуть на вещи отстраненно, но в то же время обладающим достаточной информацией…
— Простите, что перебиваю, Вильгельм, но мне хотелось бы сразу уяснить, о какой сфере идет речь.
— Исключительно о военной! Я знаю, вы от политики далеки.
— Если о военной, тогда я к вашим услугам, Вильгельм. — Генерал-фельдмаршал сделал глоток кофе, и Канарису, чтобы скрасить паузу, пришлось последовать его примеру. — Что вас интересует конкретно?
— Мне интересна ваша оценка положения на фронте.
— Откуда же мне ее знать? — Тонкие губы фон Бока раздвинулись в подобие улыбки. — Мне, как вам должно быть известно, ее не докладывают.
— И тем не менее…
— Раз вы настаиваете… За все группы армий я говорить, естественно, не могу, но в центре… Я бы назвал это шатким равновесием — без пополнения или какого-нибудь интересного маневра мы прорвать оборону русских не в состоянии. А маневр, опять же, зависит от снабжения. По последним имеющимся у меня данным, моему преемнику удалось отвести часть подвижных соединений для отдыха. А вот цели, заявленные в последней директиве Верховного командования, с моей точки зрения, достижимы только при определенных условиях. Слишком наши фланги отстают от центра. И вместо того чтобы подстегнуть Рундштедта
[82]
и Лееба,
[83]
они решили раздергать мою группировку.
— Возможно, командование просто приняло наиболее простое решение? — спросил Канарис.
— Именно что самое простое! И этим они напрочь убили наступательный потенциал центра!
— И что, эти разногласия стали причиной вашей отставки? — осторожно поинтересовался адмирал.
— О нет! Совсем не это! Мне всего-навсего предложили перерубить сук, на котором я сижу. Как нам идея своими руками уничтожить основную базу снабжения у себя в тылу?
— То есть? — непонимающе мотнул головой Канарис.
— Фюрер, — разведчик заметил, как фон Бок дернул щекой — скорее всего он собирался назвать Гитлера по-другому, — приказал мне разрушить Минск за семьдесят два часа. Полностью!
— Как так?! — На этот раз удивление Канариса было не наигранным.
— А вот так! В память о погибшем соратнике! Хорошо еще не предложил солью все засыпать, как было принято у Чингиз-хана.
— Но ведь Клюге, похоже, удалось отстоять вашу точку зрения, Федор. Минск пока еще стоит.
— Как бы не так! Разрушение города всего лишь отложено — служба снабжения не успевает подвезти потребное количество взрывчатки. А вот команды подрывников уже прибыли. И эта информация достоверна — есть, знаете ли, у меня свои источники.
— Но ведь это безумие! Насколько мне известно, буквально на днях удалось наладить железнодорожное сообщение со столицей Вайсрутении, а тут такое!
— Не на днях, а почти две недели назад, — поправил разведчика фельдмаршал. — Но мои чувства вы теперь понимаете. Добавлю лишь, что от меня потребовали снять войска с фронта для сплошного прочесывания лесов в районе покушения. Грейфенберг подсчитал, что потребный наряд сил составляет три пехотные дивизии! Вы представляете?! Чтобы поймать горстку бандитов, мне приказали снять три дивизии с фронта! В то время как для парирования прорыва русской кавалерии двумя неделями раньше мне пришлось тоже использовать три дивизии из резерва. Но там-то был кавалерийский корпус в составе минимум трех дивизий!
— Однако же прочесывания проводились. — Адмирал снова нацепил на лицо маску внимательного, но равнодушного слушателя.
— Совершенно верно, но для этого пришлось перебрасывать полицейских. Клюге тоже не согласился снимать войска с фронта. Исключение, как мне сказали, он сделал только для эсэсовцев — дивизия Хауссера
[84]
выделила три батальона, но в основном задействовали армейские маршевые пополнения. Что тоже, признаться, обстановку на фронте не улучшило.
— Ясно. Моих «айнце» тоже втянули в эту чехарду.
— И каковы успехи?
