— Да.
— У меня такое ощущение, что его вчера только взорвали. И… — тут из динамика послышался всхлип, — я туда заглянул… А там мертвые… Наши, красноармейцы!
— Понял тебя, Ваня. Давай. Сопли подбери и возвращайся. Да иди аккуратнее, не напорись, смотри, ни на кого. Отбой.
— Саш, — глядя ему в глаза, начал я, — собери всех…
Когда ребята расселись вокруг нас, я обвел друзей взглядом и, глубоко вздохнув, начал:
— Вы, конечно, можете меня положить на вязки и колоть галоперидолом, но, похоже, мы провалились во времени. В сорок первый год.
Все в недоумении уставились на меня, а Док пробормотал:
— Это как в той книжке, что ты мне давал? Как ее — «Пытки и разврат»?
Шутка повисла в воздухе…
— «Попытка возврата», — поправил Дока интеллигентный Тотен.
— Тох, а ты грибов никаких не ел? — участливо поинтересовался Бродяга.
— Короче! — я повысил голос. — Там, на дороге, причем, прошу отметить, грунтовой, а не асфальтированной, тусуются два отделения немцев. С ног до головы одетых в такой антиквариат, что любой из «22-го полка»
[6]
продаст за него последнюю почку. И эти самые «реконструкторы» у меня на глазах расстреляли из пулеметов нашу, советскую полуторку. И Игоря ранили. Да и за лесом я слышал канонаду.
В разговор вступил Бродяга:
— Я сканер немного погонял. Ни на одной частоте выше «сотки» ничего нет.
Командир посмотрел на меня и спросил:
— Какие варианты? Ты говорил, что читал про такое…
— Сань, так то — фантастика была…
— Я в жизни с такой фантастикой сталкивался, куда там Стругацким. Так что давай, шевели мозгой!
— Ну, если по аналогии… Док, принеси мне мой рюкзачок, будь другом… Так вот, я бы порекомендовал Бродяге пройтись сканером по длинным волнам, а Тотену послушать немецкий. С оружием у нас голяк полный, если холодняка не считать, — добавил я, вытаскивая из принесенного Доком рюкзака свой любимый кукри.
[7]
— Вот, — Бродяга вытащил из кобуры свой эксклюзивный резинострельный «стечкин».
— Да уж, против «эмгачей», «эмпэх» и «каров» — самое то! — саркастически усмехнулся Люк.
— Особенно если учесть, что мы в районе бывшего Минского УРа, — добавил я.
— Короче, слушай мою команду! Ближайшие полчаса Бродяга и Тотен шерстят эфир. Ты, Тоша, выдавливаешь из мозга все, что нам может пригодиться. Люк — в дозор. А Чапай — думать будет. Разойдись! Док, ты останься!
Со своего места я не слышал, что говорил командир врачу, но видел, что Серега в нерешительности помотал головой, затем еще раз и, наконец, сокрушенно пожав плечами, кивнул.
Я поднялся, собираясь отойти в кусты поразмыслить, но голос командира остановил меня:
— Тош, погоди. Ты должен помочь Доку, он сейчас будет Игорю операцию делать.
— Где? Здесь?! — От неожиданности я даже присел на корточки.
— Да, здесь, в лесу. У Пака другой надежды нет. «Скорой», сам знаешь, не будет.
— Хорошо.
Много я видел хирургических операций, но такую — в первый раз. Несколько светодиодников, прикрученных к палке, заменяли «люстру» операционной. Вместо стола — расстеленный на «пенках» тент. Да и я с Люком на «сестричек» никак не тянули. Про стерилизацию я и не говорю. Руки мы с Серегой, конечно, вымыли водкой, и даже йодная настойка нашлась, но в основном мы надеялись на стерильные перчатки и последующую обработку раны.
Перед началом операции, пока мы с Доком «мылись», удалось даже провести мини-брифинг.
— Ты какую анестезию делать будешь? — спросил я Дока.
— Выбор, если честно, у нас небогат. Могу и промедол в вену.
— Ты и промедол взял?
Док в ответ кивнул.
— А как состояние будем контролировать под общим-то?
— Люка пульс считать попросим… Хотя, наверное, ты прав… будем под местным резать… Через четверть часа у него такие боли начнутся, что… — И он махнул рукой.
Что и как мы делали, я, пожалуй, и не вспомню… Помню только, как замерло время, и лишь тяжелая капля пота медленно-медленно ползла по лбу Сереги, а я промакиваю ее, чтоб в глаза не лезла… Помню свои руки, по плечи перемазанные кровью… Помню, как тампонами, сделанными из индпакетов, я пытался собирать кровь… Лучше не помнить… Но забыть не могу…
Очнулся я, когда Серый сказал:
— Теперь все. Дальше — только молиться! — И Серега стал сдирать с рук окровавленные перчатки.
— Я тебе не сильно мешал? — вяло поинтересовался я, просто так, чтобы только не молчать.
— Все путем, Тоха. Все путем. Эй, закурить кто-нибудь дайте! — крикнул он ребятам.
…А я сидел и смотрел, как «пляшет» сигарета в его пальцах.
…Через час Игорь умер.
РАЗВЕДСВОДКА № 18 К22.00 4.7.41.
ШТАБ ЗАПФРОНТА
Смоленск
Карта 500 000
Первое. Противник в течение 3–4 июля продолжал сосредоточение мотомеханизированных частей в направлениях: Лепель, Борисов, Бобруйск. Основная группировка на лепельском направлении, где сосредоточено до двух танковых и одной-двух моторизованных дивизий 39-го танкового корпуса (7-й и 20-й танковых дивизий). На борисовском направлении одна-две танковые дивизии, из них одна 19-я танковая и одна моторизованная дивизии. На бобруйском направлении сосредоточено до одной танковой дивизии и одной моторизованной дивизии.
Второе. На двинском направлении (Северо-Западный фронт) действует до трех пехотных дивизий: 226-я пехотная дивизия западнее железной дороги Двинск, Резекне, 28-я пехотная дивизия — восточнее железной дороги в направлении Резекне и 3-я пехотная дивизия в направлении Краслава.
По опросу пленных, 226-я и 3-я пехотные дивизии переброшены из оккупированной Франции. В состав 3-й пехотной дивизии входят 8, 29, 50-й пехотные и 3-й артиллерийский полки.
В районе Нестановиче — скопление танков.
Третье. На лепельском направлении противник силою до двух танковых дивизий и одной-двух моторизованных дивизий к исходу 4.7.41 г. передовыми частями вышел на рубеж Двина, Орехово, Лепель, имея основную группировку в районе Лепель, Глубокое, Долгиново, Докщицы.
В 10.00 3.7.41 г. — колонна танков, голова — Волоки, хвост — Бегомль.
