— Я ничего странного не вижу, — с того момента, как мы пошли к деревне, Саша внимательнейшим образом наблюдал за окрестностями в оптический прицел своей винтовки.
— Тогда мы пошли!
— Ни пуха…
— К черту!
Я разгреб песок под приметной корягой и, завернув в полиэтиленовый пакет рацию, зажигалку из будущего и гелевую авторучку, сунул сверток в получившуюся нишу.
— Ты что-нибудь оставлять будешь? — спросил я, покосившись в сторону Дымова.
Он отрицательно мотнул головой.
— Тогда пошли! — и я присыпал тайник песком.
…Деревня встретила нас странной, какой-то неживой тишиной. Нет, звуки, конечно, присутствовали: скрипел, поворачиваясь по ветру, на крыше одного из домов железный флюгер, где-то изредка стучали ставни, раскачиваемые порывами ветра… Но не раздавалось людских голосов, не мычали коровы и не лаяли собаки, то есть не было всех тех звуков, что составляют постоянный шумовой фон, к которому за две прошедшие недели я успел привыкнуть. Ощущение какой-то неправильности не покидало меня. И одновременно с этим в глубине души поселился страх. Больше всего в этот момент я страшился того, что найду что-нибудь похожее на то, что вчера обнаружил в такой же пустой деревне Люк.
Зельц толкнул калитку и вошел во двор одного из домов, третьего или четвертого с краю. Никого. Оглядев двор, он направился к крыльцу. Пришлось последовать за ним. Чтобы придать себе уверенности, я вытащил «вальтер», который спрятал сзади за поясом.
Через пару минут в дверь выглянул Дымов:
— Никого. Судя по всему, уходили в спешке. Даже продукты кое-какие остались.
Сам не зная почему, я спросил:
— А дети в семье были?
— Нет. А при чем здесь это?
Я наконец сформулировал ответ и больше для себя, нежели отвечая Алексею, сказал:
— Люди обычно первым делом о детях заботятся… По вещам можно понять, что случилось…
Леша понимающе кивнул, и мы направились к следующему дому.
Пока Дымов осматривал жилище внутри, я решил немного осмотреться на подворье.
Ближайшая небольшая постройка, оказавшаяся курятником, была пуста. Я уж было направился к большому сараю, стоявшему в глубине двора, но, сделав несколько шагов, осознал какую-то неправильность в окружающей обстановке. В траве вдоль забора змеился телефонный провод!
Я проследил за ним взглядом и заметил, что он исчезает на чердаке соседнего с этим дома. Нет, проложили его аккуратно — с первого взгляда не заметишь, но, очевидно, ветер сдул его с крыши, да и я специально всматривался, так что заметил раскачивающийся на весу отрезок.
«Приплыли!» — было первой мыслью. На несколько мгновений я впал в ступор, так как первым позывом было метнуться куда-нибудь в укрытие, вторым — выручать Дымова, а третьим было осознание того, что уйти просто так нам не дадут.
Но первый порыв прошел, и я начал думать более позитивно, благо кое-какие домашние заготовки у нас были.
Ленивой, даже можно сказать нарочито ленивой, походкой я направился к дому. Медленно поднялся на крыльцо и зашел внутрь.
— О, Антон, смотри, здесь тоже детей не было, — начал Зельц.
— Тихо, не шебуршись! — прервал я его. — В деревне — немцы. Я наблюдательный пункт с телефоном засек. Думаю, минут через десять-пятнадцать нас брать будут.
Леша остолбенел на мгновение, затем рванулся к выходу. Я еле успел поймать его за локоть:
— Поздняк метаться — к лесу нам просто так уйти не дадут. Я думаю — там засада! — отрывисто бросил я ему. — Спрячь свое удостоверение где-нибудь здесь в доме… — и я, нагнувшись, вытащил из-за голенища сапога сверток с заготовленой «липой».
Так получилось, что аусвайсы полицаев, убитых нами в той деревне, где мы забрали Лидию, были без фотографий, и Бродяга во время пребывания на МТС немного поработал над ними, так что сейчас у меня был документ на имя Захара Стополова 1908 года рождения, сотрудника местной вспомогательной полиции. Был сей документ выдан комендатурой Логойска две недели назад.
Дымов же стал Лександром Пройтой, восемнадцатого года рождения, и тоже — сотрудником вспомогательной полиции.
— Так. Леша, повязку пока не доставай, и… — я на секунду задумался, оглядывая комнату, — как документы спрячешь, ходики со стены сними, — и я показал на настенные часы с боем.
— Ээ… — Дымов на некоторое время потерял дар речи.
— Ну, должно же быть какое-то оправдание, почему мы оказались так далеко от родных мест. Так хоть сразу в расход не пустят… А там выкрутимся. Ну, чего застыл?! — прикрикнул я на него.
— Есть! — Алексей, похоже, пришел в себя.
— И говор свой интеллигентный изврати как-нибудь, я тебя прошу, — добавил я.
…Когда мы вышли из дома, нагруженные двумя мешками с небогатым скарбом, нас уже поджидали. Стоило мне сделать несколько шагов, как из-за забора раздалась команда:
— Halt! Hande hoch!
[28]
Я послушно выронил мешок и потянул руки вверх. Скосив глаза, я увидел двух солдат, держащих нас на прицеле.
— Nicht schieBen… — как можно жалостливее попросил я. — Wir sind von der Hilfspolizei!
[29]
— добавил я, безбожно коверкая немецкие слова.
Вдалеке послышался шум мотора. «А вот и начальство гадское приехало!» — подумал я и покосился на Дымова.
— Kopf nicht umdrehen!
[30]
— раздалось из-за забора, и мне пришлось замереть.
Наконец в клубах пыли показалась открытая легковая машина военного образца, а за ней — грузовик, все тот же вездесущий «Блиц». «Недоджип» остановился, и с переднего места выбрался немец. «Ого, вот это горилла!» — в этом эсэсовце было под два метра росту и сильно больше центнера — весу.
Вылезший вслед за ним офицер казался подростком, хотя на все сто соответствовал «арийскому стандарту» — атлетичный блондин, выше меня сантиметров на пять-семь. Оба были одеты в камуфлированные мелкими пятнышками парки. В открытом вороте офицера я увидел петлицу с тремя «кубиками». «Унтер-штурмфюрер — по-армейски лейтенант», — вспомнил я.
Однако первыми в ворота вошли два выбравшихся из грузовика автоматчика и немедленно взяли нас с Зельцем на прицел, причем встали ребятишки весьма грамотно — так, чтобы фрицы за забором не попали на директрису.
— Wer seid ihr?
[31]
— лениво спросил «зазаборных» старший эсэсовец, остановившись метрах в трех от нас.
