Поначалу я ездил в Обитель, расположенную неподалеку от
Лондона, каждую субботу, а с десятилетнего возраста проводил там все уик-энды и
летние каникулы. Родители старались навещать меня как можно чаще. С 1935 года
отец стал выполнять для Таламаски переводы с латинского, приводя в порядок
старинные записи, сделанные на этом языке. Овдовев, отец практически безвыездно
жил в Обители и служил ордену вплоть до своей смерти в 1972 году. Впрочем, уже
с самых первых посещений Обители родители пришли в восторг от справочных
читальных залов ее библиотеки и стали относиться к ордену как к неотъемлемой
части своей жизни, хотя и не были официальными его членами. Вот почему они не
возражали против моего вступления в Таламаску, поставив при этом только два
условия: я должен непременно завершить образование и ни в коем случае не
допустить, чтобы мои «специфические способности» отдалили меня от «нормального
мира» и помешали вести «нормальный образ жизни».
Телекинез так и не стал «сильной» стороной моей
деятельности, однако благодаря помощи друзей из ордена я со временем твердо
усвоил, что при определенных обстоятельствах могу читать мысли других людей.
Одновременно я научился надежно скрывать собственные мысли и чувства.
Постепенно я овладел умением правильно и тактично демонстрировать свои
возможности посторонним людям, если в том возникала необходимость, а также
сохранять и накапливать силы в ожидании того момента, когда они мне действительно
понадобятся, и использовать их только в конструктивных целях.
Я никогда не был, что называется, мощным медиумом. Тем не
менее мои весьма скромные способности в чтении мыслей оказывают неоценимую
помощь в практической работе, особенно если приходится выполнять такие задания
Таламаски, которые связаны с немалым риском и иногда таят в себе даже опасность
для жизни. Что же касается телекинеза, то он крайне редко приносит практическую
пользу.
К восемнадцати годам я стал преданным служителем Таламаски и
полностью разделял образ жизни и цели членов ордена. Фактически я уже не мог
представить без него собственное существование. Все мои интересы совпадали с
интересами ордена, я полностью проникся его духом. Где бы я ни находился с
родителями или друзьями, где бы ни учился или путешествовал, моим истинным
домом всегда оставалась Таламаска.
После окончания Оксфорда меня официально приняли в орден,
однако задолго до этого я фактически уже стал полноправным его агентом.
Излюбленной темой моих исследований были семейства, связанные с колдовством и в
разных поколениях имевшие среди своих членов настоящих ведьм. Я прочитал
великое множество трудов, посвященных ведьмам и их преследованию во все эпохи в
различных странах. А незаурядные личности тех, кого считали колдунами и
ведьмами, буквально завораживали меня.
Моя первая полевая работа, связанная с изучением семейства
ведьм в Италии, проходила под руководством Элайн Барретт – в то время и в
течение многих последующих лет самой опытной и одаренной исследовательницы
Таламаски в области ведьмовства.
Именно от нее я впервые услышал о Мэйфейрских ведьмах. Она
вскользь упомянула о них однажды за ужином и вкратце рассказала мне о судьбе
Петира ван Абеля, Стюарта Таунсенда и Артура Лангтри, а в завершение разговора
посоветовала в свободное время начать чтение материалов, касавшихся семейства
Мэйфейр. Практически каждую ночь в течение зимы и лета 1945 года я засыпал в
окружении разбросанных по всей комнате бумаг и папок из досье Мэйфейрских
ведьм. А в 1946 году я уже начал делать краткие записи для составления
целостного повествования.
Весь 1947 год тем не менее мне пришлось провести вдали от
Обители и досье Мэйфейрских ведьм – вместе с Элайн мы выполняли ответственное
задание ордена. Только много позже я понял, что практическая работа дала мне
именно тот опыт, который оказался столь полезным в последующем исследовании
Мэйфейрских ведьм, ставшем главным делом всей моей жизни.
Формально мне было поручено приступить к нему лишь в 1953
году. Я должен был начать составление единого повествования, а после его
завершения планировалось обсудить результат и возможность моей поездки в Новый
Орлеан для продолжения исследований и встречи с обитателями особняка на Первой
улице.
Мне многократно напоминали, что, каковы бы ни были мои
устремления, работать там следует с величайшей осторожностью. Анта Мэйфейр
погибла, равно как и отец ее дочери Дейрдре. Насильственной смертью умер и
родственник Мэйфейров из Нью-Йорка, доктор Корнел Мэйфейр, специально
приехавший в Новый Орлеан, чтобы повидать малышку Дейрдре и подтвердить либо
опровергнуть заявление Карлотты о том, что Анта была психически ненормальна от
рождения.
Согласившись со всеми поставленными мне условиями, я
принялся за работу, начав с перевода записей в дневнике Петира ван Абеля. В свою
очередь руководство ордена предоставило мне неограниченные средства для
проведения любых исследований, какие я сочту необходимыми. А потому я решил
предпринять некоторые шаги «издалека» и параллельно выяснить, как обстоят дела
в доме в настоящий момент и в каком положении находится двенадцатилетняя
Дейрдре Мэйфейр, единственная дочь Анты.
В заключение мне хотелось бы отметить, что, какое бы
исследование я ни проводил, два фактора всегда играли в них весьма немаловажную
роль. Во-первых, каким-то образом оказывалось, что мои собственные внешность и
манера поведения неизменно располагали ко мне людей, заставляя их в беседах со
мной быть гораздо более откровенными, чем с кем-либо другим. В какой мере это
можно объяснить «телепатическим убеждением», судить не берусь. Вспоминая
прошлые встречи, позволю себе предположить, что причина состояла скорее в том,
что собеседники видели во мне «джентльмена из Старого Света» и проникались
верой в мои исключительно добрые намерения по отношению к ним. Кроме того,
слушая чей-то рассказ, я искренне и глубоко сочувствую рассказчику и
сопереживаю вместе с ним и никогда не демонстрирую свое неодобрение.
Несмотря на то что специфика работы часто заставляет меня
пускаться на хитрости, я надеюсь, что ни разу не обманул доверие собеседника и
меня нельзя обвинить в предательстве. Ибо моим главным жизненным принципом
всегда было, есть и останется стремление обращать полученные знания
исключительно на свершение добрых дел.
Вторым фактором, играющим важную роль в моей практической
работе и общении с людьми, является, пусть и скромная, способность читать чужие
мысли, позволяющая узнавать множество не упомянутых вслух имен и деталей. Как
правило, я не включаю полученную таким образом информацию в свои отчеты, ибо не
считаю ее абсолютно достоверной. Тем не менее сведения, обретенные благодаря
телепатии, зачастую указывали мне «правильное направление» дальнейших
исследований. И конечно же, именно с этой особенностью натуры связана
свойственная мне удивительная способность ощущать грозящую мне опасность. А в
том, что я действительно обладаю таким даром, вы не раз убедитесь в ходе моего
дальнейшего повествования…
