Агентам Таламаски так и не удалось получить сведения,
подтверждающие слухи о предполагавшемся аборте. Однако медсестры из лечебницы
позднее рассказывали нашим осведомителям, что родственники толпами навещали
Анту в лечебнице.
«Они не признавали никаких отказов, – писал Ирвин
Дандрич, – и упорно настаивали на встрече с Антой. Судя по их впечатлению,
дела шли хорошо. Она была в восторге от того, что ждет ребенка. И конечно, ее
со всех сторон буквально заваливали подарками. Беатрис принесла какое-то
старинное, отделанное кружевом приданое для малыша, когда-то принадлежавшее
чьей-то там двоюродной бабушке по имени Сюзетта. Все, безусловно, знали, что
официально Анта не была замужем за тем нью-йоркским художником, но какое это
имеет значение, если ты носишь и всегда будешь носить фамилию Мэйфейр».
Не меньшую активность родственники проявляли и после выписки
Анты из лечебницы Святой Анны. Она вернулась на Первую улицу и обосновалась в
бывшей спальне Стеллы в северном крыле дома, дабы там окончательно поправиться
и прийти в себя. Возле нее круглые сутки дежурили сиделки, и нашим агентам не
составляло никакого труда получать от них самую подробную информацию.
Сам особняк все они в один голос описывали как «невыносимо
мрачный». И тут же добавляли, что Дорогуша Милли и Белл трогательно и неустанно
заботятся об Анте и практически не оставляют сиделкам работы. Дорогуша Милли
часами сидит рядом с Антой на боковой террасе, а Белл подготовила для ребенка
очень красивое приданое.
Кортланд заезжал в особняк каждый день после работы.
– Вы представляете, – рассказывала одна из
сиделок, – в это трудно поверить, но хозяйка дома не хотела пускать его. А
он все-таки приходил, все время приходил. И еще с ним был молодой джентльмен…
Шеффилд – кажется, так его зовут. Они каждый вечер приезжали, хоть и ненадолго.
Посидят, поговорят с больной – и до свидания.
Родственники вспоминали, что Шеффилд прочел кое-что из
произведений Анты, привезенных из Нью-Йорка, и сказал, что «Анта, несомненно,
талантлива». Сиделки видели в комнате Анты множество коробок с какими-то
бумагами и книгами, в которые она иногда заглядывала, но слабость не позволяла
ей разобрать их как следует.
– Я не замечала в ней ни единого признака
безумия, – говорила другая сиделка. – Ее тетушка иногда вызывала нас
в холл и задавала очень странные вопросы. Она намекала, что, мол, племянница
безумна от рождения и даже способна напасть на кого-нибудь. Однако доктора
никогда не говорили нам, что такое возможно. Она спокойная, даже меланхоличная
девочка. И выглядит гораздо моложе своих лет, да и ведет себя совсем как юная
девушка. Нет, на безумную она совершенно не похожа.
Дейрдре Мэйфейр родилась четвертого октября 1941 года в
старой благотворительной больнице на берегу реки; позднее эту больницу снесли.
Судя по всему, роды прошли без осложнений, к тому же Анте дали сильный наркоз –
в то время его весьма широко использовали. В течение всех пяти дней, что Анта
провела в больнице, родственники в часы посещений толпами заполняли коридоры.
Палата Анты утопала в цветах. Девочка родилась здоровой и, по мнению всех, была
просто очаровательна.
Однако примерно через две недели после возвращения Анты в
особняк поток информации, резко возросший благодаря Аманде Грейди Мэйфейр,
неожиданно иссяк. Тем родственникам, кто пытался по второму или третьему разу
навестить Анту, верная чернокожая служанка тетушка Истер или Нэнси неизменно
отказывали в приеме. Нэнси оставила свое место делопроизводителя, чтобы
полностью посвятить себя заботам о малышке («Или чтобы не подпускать к ней
никого из нас», – сказала Беатрис Аманде в одном из телефонных
разговоров), и была непреклонна в своем требовании не беспокоить лишний раз
молодую мать и ребенка.
Беатрис позвонила в особняк и поинтересовалась, когда
состоятся крестины. Услышав в ответ, что девочку уже окрестили в церкви Святого
Альфонса, она пришла в ярость и тут же набрала номер Аманды в Нью-Йорке.
Воскресным утром человек двадцать Мэйфейров буквально «вломились» в дом на
Первой улице.
– При виде гостей Анта была вне себя от радости, –
рассказывала Аманда Аллану Карверу. – Она просто трепетала от восторга.
Ведь бедняжка не знала, что они без конца звонили и приходили, пытаясь повидать
ее. Никто и словом не обмолвился ей об этом. Равно как и о том, что они
устраивали у себя приемы по случаю крестин ребенка. И все это было делом рук
Карлотты. Узнав, что ее держали в полном неведении, Анта так расстроилась, что
гости поспешили переменить тему разговора. Беатрис ужасно рассердилась на
Нэнси. Но ведь Нэнси лишь исполняла приказы Карлотты.
Тридцатого октября того же года Анту объявили официальной
получательницей и единовластной распорядительницей наследия Мэйфейров. Она
подписала доверенность на имя Кортланда и Шеффилда Мэйфейров как ее законных
представителей в проведении любых денежных операций и в первую очередь
попросила их основать крупный фонд и открыть кредит для проведения
реставрационных работ в доме на Первой улице, состояние которого ее очень
беспокоило.
Новость о том, что особняк принадлежит ей, буквально
ошеломила Анту. У нее и в мыслях не было, что такое возможно. И теперь ей
хотелось перекрасить дом, переделать и переставить все в нем по своему вкусу.
Карлотта не присутствовала на встрече племянницы с
Кортландом и Шеффилдом. Незадолго до того она от имени Анты потребовала, чтобы
фирма «Мэйфейр и Мэйфейр» провела полный аудит с момента смерти Стеллы и
представила подробный отчет о результатах, заявив при этом, что прежние ревизии
не вызывают у нее доверия и что она не намерена участвовать в обсуждении
каких-либо финансовых дел до тех пор, пока не «просмотрит» полученные
документы.
Позднее Шеффилд сообщил Аманде, что Анту сознательно ввели в
заблуждение относительно семейного наследия и что она была потрясена до глубины
души, когда ей наконец объяснили, как обстоят дела на самом деле. Особенно
больно ее задело поведение Карлотты. Тем не менее Анта не уставала повторять,
что намерения Карлотты были, скорее всего, самыми добрыми.
Завершив дела, Анта, Кортланд и Шеффилд отправились на ленч
в ресторан, чтобы торжественно отметить это событие. Анта слегка нервничала,
волнуясь за оставленную дома малышку, но выглядела веселой и оживленной.
Шеффилд слышал, как уже перед самым их уходом она спросила его отца:
– Значит, при всем желании она не могла вышвырнуть меня
из дома? Не имела права выгнать на улицу?
– Это твой дом, ma cherie, – ответил
Кортланд. – Ей лишь позволено жить здесь, но только с твоего согласия.
Анта погрустнела.
– Карлотта всегда угрожала выставить меня на улицу,
если я не буду слушаться ее, – едва слышно прошептала она.
После этого Кортланд почти сразу отвез ее домой.
