Несколько дней спустя Анта вместе с ребенком встретилась за
ленчем в еще одном очень модном и популярном ресторане Французского квартала с
Беатрис Мэйфейр. Пока женщины наслаждались вином и изысканными рыбными блюдами,
нянька гуляла с малышкой, уложив ее в чудесную плетеную коляску. Позднее,
делясь впечатлениями с Амандой, Беатрис сказала, что Анта превратилась во
вполне взрослую молодую женщину, что она снова пишет – на этот раз роман – и
намерена окончательно привести в порядок старый особняк на Первой улице.
Она хотела отремонтировать бассейн. В тот день она
вспоминала о матери, о ее любви к большим приемам и была полна энергии.
И действительно, нескольким подрядчикам было предложено
представить смету на «полную реставрацию дома, включая покраску, плотницкие
работы и частичную замену кирпичной кладки». Соседи, узнавшие новость от своих
слуг, отнеслись к этой идее с большим одобрением. Дандрич писал, что Анта вела
переговоры с одной очень известной архитектурно-строительной компанией
относительно перестройки каретной.
В середине ноября Аманда получила от Анты короткое письмо с
благодарностью за помощь в Нью-Йорке и за пересылку почты, пришедшей на адрес в
Гринвич-Виллидж. В конце Анта сообщала, что пишет короткие рассказы и вновь
работает над романом.
Десятого декабря ровно в девять часов утра почтальон мистер
Бодре, как обычно, проходил мимо дома на Первой улице. Анта уже ждала его у ворот
с несколькими большими конвертами из манильской оберточной бумаги в руках.
Объяснив, что не может оставить ребенка и отлучиться на почту, она попросила
Бодре купить марки и отправить письма в Нью-Йорк. Прикинув приблизительный вес
пакетов, почтальон забрал их с собой вместе с целой пачкой обычных конвертов,
адресованных различным получателям в Нью-Йорке.
– У нее было такое приподнятое настроение, –
вспоминал Бодре. – Она ведь собиралась стать писательницей. Чудесная
девушка – такую невозможно забыть. Я спросил, слышала ли она о бомбардировке
Пёрл-Харбор, и добавил, что мой сын накануне добровольно поступил на военную
службу и что мы наконец-то будем воевать. Оказалось, что она ничего не знает –
ни о бомбардировке, ни о войне. Такое впечатление, что она жила словно во сне.
«Чудесная девушка» умерла в тот же день. Когда Бодре с
дневной почтой вновь оказался на Первой улице, над этой частью Садового
квартала разразилась страшная буря. Дождь «лил как из ведра», а ветер «бушевал
с неистовой силой». Посреди мостовой стоял фургон из похоронной конторы, а в
саду особняка собралась целая толпа, к которой, несмотря на ненастье,
присоединился и почтальон.
– Мисс Белл, – продолжал он свой рассказ, –
стояла на крыльце и без конца плакала, а мисс Милли попыталась было рассказать
мне, что произошло, но из-за рыданий не могла вымолвить ни слова. Потом на
крыльцо вышла мисс Нэнси и крикнула, чтобы я не мок под дождем, а продолжал
свой обход и что у них в доме умер человек.
Мистер Бодре перешел на другую сторону улицы и укрылся от
струившихся с неба потоков воды на крыльце одного из соседних домов. Экономка,
наблюдавшая за происходящим сквозь закрывавшую вход сетку, сообщила ему о
смерти Анты Мэйфейр. Судя по всему, бедняжка упала с крыши террасы верхнего
этажа.
По словам почтальона, буря была ужасной – самый настоящий
ураган. Тем не менее он не ушел и видел, как тело погрузили в фургон похоронной
конторы. При этом присутствовали сам Рэд Лониган и его кузен Лерой. Фургон
уехал. Мистер Бодре продолжил свой путь по обычному маршруту, и вскоре – он
едва успел дойти до Притания-стрит – погода резко улучшилось и небо стало
совершенно чистым. А когда на следующий день он вновь оказался возле особняка,
его внимание привлек тротуар, густо усеянный опавшими листьями.
В течение многих последующих лет Таламаска собирала все
свидетельства, касавшиеся обстоятельств смерти Анты, однако нам так и не
удалось выяснить, что же в действительности произошло десятого декабря 1941
года. Возможно, тайна никогда не будет раскрыта. Последним из «посторонних»,
кто видел Анту живой и беседовал с ней, был мистер Бодре. Элис Фланаган, няня,
ухаживавшая за ребенком, в тот день сообщила по телефону, что больна, и на
работу не вышла.
Все, что известно из полицейских отчетов, а также из очень
скудных и осторожных высказываний членов семьи Лониган и приходских
священников, это что около трех часов дня Анта не то спрыгнула, не то упала с
крыши террасы, расположенной как раз под окном мансарды, где когда-то была
комната Джулиена.
Версия Карлотты, согласно тем же источникам, была такова.
Они с Антой поссорились, потому что девочка деградировала до
такой степени, что даже не кормила малышку.
– Она была совершенно не готова к тому, чтобы стать
хорошей матерью, – сказала мисс Карлотта офицеру полиции. – Она только
и делала, что стучала на машинке, сочиняя свои рассказы и стихи и рассылая во
все концы письма. И Нэнси или кому-то из нас приходилось подолгу барабанить в
дверь, чтобы до Анты наконец дошло, что Дейрдре надрывается от плача в своей
колыбельке, потому что ее давно пора покормить или перепеленать.
Во время ссоры Анта «впала в истерику» и бросилась наверх, в
мансарду, крича, чтобы все оставили ее наконец в покое. Боясь, что Анта опять
что-нибудь с собой сделает, – а такое, если верить мисс Карлотте, случалось
неоднократно, – мисс Карлотта поднялась следом за ней в бывшую комнату
Джулиена и увидела там племянницу всю в крови – та пыталась выцарапать
собственные глаза.
Карлотта постаралась успокоить ее, но Анта вырвалась,
потеряла равновесие и спиной вперед выпала из окна на крышу веранды. Анте
удалось проползти по ней до самого края, но потом она все же не удержалась и
рухнула вниз – а быть может, и спрыгнула нарочно. Она умерла мгновенно,
поскольку ударилась головой о каменные плиты, а высота была большой – третий
этаж.
Кортланд был вне себя, когда узнал о смерти племянницы, и,
не медля ни секунды, помчался на Первую улицу. Позднее, уже в Нью-Йорке, он
сказал жене, что Карлотта совершенно обезумела. Рядом с ней постоянно находился
священник из церкви Искупления Господня. Она только вновь и вновь повторяла,
что никто не понимал, до какой степени хрупкой и нежной была Анта.
– Я пыталась остановить ее, – твердила она. –
Господи, ну что еще я могла сделать?!
Дорогуша Милли и Белл были слишком расстроены, чтобы
обсуждать эту тему. Такое впечатление, что Белл вообще путала обстоятельства
двух смертей – Анты и Стеллы. Только у Нэнси на этот счет было свое, особое
мнение: она не уставала жаловаться всем и каждому, что у Анты голова была полна
глупых фантазий и что ее всю жизнь только портили и всегда выгораживали.
