– У девочки есть то, чего всегда была лишена
Анта, – характер, – сказала она потом Джулиетт Мильтон. – Но она
так нуждается в женском совете. Попросила меня купить для нее косметику.
Говорит, что всего раз в жизни была в аптеке.
Но когда Беатрис, выполнив просьбу Дейрдре, принесла все
необходимое в лечебницу, ей было сказано, что Карлотта запретила любые
посещения. Беатрис позвонила Кортланду, однако тот заявил, что понятия не
имеет, почему Дейрдре вскрыла себе вены.
– Быть может, она просто надеялась хоть таким образом
вырваться из дома, – предположил он.
Менее чем через неделю после этих событий Кортланд добился
разрешения на поездку Дейрдре в Калифорнию. Она улетела в Лос-Анджелес, к
дочери Гарланда Андреа Мэйфейр, которая была замужем за штатным врачом больницы
под названием «Ливанский кедр». Однако через две недели Дейрдре вновь оказалась
в доме на Первой улице.
Лос-анджелесские Мэйфейры никогда и словом не обмолвились о
том, что же тогда произошло. Только много лет спустя их единственный сын Элтон
сказал одному из наших агентов, что его несчастная родственница из Нового
Орлеана была не в своем уме. Она без конца твердила о том, что проклята из-за
какого-то наследства, и неоднократно заводила с Элтоном разговор о
самоубийстве, чем приводила в ужас его родителей. В конце концов они не
выдержали и показали ее врачам, которые в один голос заявили, что бедняжка
больна неизлечимо.
– Родители очень хотели помочь ей, особенно
мама, – рассказывал Элтон. – Но все в семье пошло вверх дном. Думаю,
последней каплей стал момент, когда однажды ночью они собственными глазами
увидели ее на заднем дворе с мужчиной, а она потом принялась утверждать, что
ничего подобного не было. И ни за что не хотела признаться. Они побоялись, как
бы не случилось чего-нибудь. Ведь ей тогда, кажется, еще не исполнилось и
четырнадцати, а, надо признать, девочка она была очень даже хорошенькая. Вот
тогда они и отослали ее домой.
Примерно так же звучала и версия Беатрис.
– Мне кажется, Дейрдре выглядит чересчур уж
взрослой, – говорила она Джулиетт Мильтон, отказываясь, однако, верить,
что малышка способна солгать относительно знакомства с мужчинами: – Она просто
смущена и не знает, как себя вести.
Беатрис по-прежнему оставалась непреклонной в своей
уверенности в том, что ни о каком врожденном безумии не может быть и речи, что
это не более чем семейная легенда, придуманная Карлоттой, и пора положить конец
ее распространению.
Беатрис с подарками приехала на Первую улицу, чтобы
повидаться с Дейрдре, однако Нэнси даже не пустила ее в дом.
Тот же таинственный незнакомец стал причиной исключения
Дейрдре из пансиона при монастыре Святой Розы де Лима. Ей тогда было уже
шестнадцать, и она очень переживала, когда пришлось покинуть школу, в которой
она проучилась почти весь учебный год, до самой весны, без каких-либо серьезных
проблем. По словам родственников, Дейрдре там так нравилось, что она даже
отказалась уехать домой на рождественские каникулы и только накануне Рождества
согласилась поужинать с Кортландом.
Любимым местом Дейрдре были большие качели на заднем дворе
школы, где вечерами, в сумерках, она часто сидела вместе со своей подругой по
пансиону Ритой Мей Двайер (впоследствии Лониган). Девочки болтали о том о сем и
иногда даже пели. По мнению Риты Мей, Дейрдре была на редкость своеобразной
девочкой, наивной, романтической, очень элегантной и приятной в общении.
В 1988 году исследователю, пишущему эти строки, удалось
побеседовать с Ритой Мей Двайер Лониган и узнать от нее некоторые подробности
драматических событий, ставших причиной исключения Дейрдре из пансиона.
Она рассказала, что «таинственный друг» встретился с Дейрдре
в монастырском саду. Было уже поздно, высоко в небе светила луна, незнакомец
говорил тихо, но Рита Мей отчетливо слышала, как он назвал подругу «моя
любимая». До тех пор ей доводилось слышать такие слова только в кино.
Как оказалось, монахини следили за этой встречей сквозь щели
в ставнях монастырской кухни. В ответ на их обвинение в том, что Дейрдре
посмела привести мужчину на территорию школы, та не ответила ни слова – только
плакала и горько всхлипывала. Впоследствии одна из монахинь, докладывая о
возмутительном происшествии воспитателям школы, гневно заявила, что ночного
гостя «никак нельзя было назвать мальчиком – это был вполне взрослый мужчина».
Обвинения в адрес Дейрдре я бы назвал чересчур тяжелыми,
незаслуженно жестокими: «Эта девочка насквозь лжива, она вела себя развратно,
позволяя мужчине непристойные ласки, ее невинность не более чем пустая
видимость…»
Сомнений в том, что таинственным посетителем в ту ночь был
Лэшер, нет и быть не может: «Темные волосы, карие глаза, очень элегантный
старомодный костюм…» – так в один голос описывают его монахини и миссис Лониган.
Что поразительно, так это тот факт, что Рита Мей Лониган –
если, конечно, она не преувеличивает – слышала его голос.
Удивительно также, что Дейрдре взяла с собой в пансион
фамильный изумруд и даже показывала Рите Мей выгравированную на обратной его
стороне надпись: «Лэшер». Если верить миссис Лониган, Дейрдре практически
ничего не знала ни о своей матери, ни о бабке, ни тем более об обстоятельствах
смерти обеих. Знала лишь, что получила изумруд в наследство от них.
В 1956 году в семье только и говорили, что о крайне
подавленном состоянии Дейрдре в связи с ее исключением из пансиона Святой Розы.
Девушка – а она стояла уже на пороге своего семнадцатилетия – была настолько
потрясена, что пришлось даже поместить ее на полтора месяца в лечебницу Святой
Анны. Нам не удалось получить выписки из истории болезни или какие-либо иные
документальные свидетельства о ее пребывании в лечебнице, однако, по словам
сестер милосердия, Дейрдре умоляла, чтобы ей назначили шоковую терапию, и такая
процедура была проведена дважды.
Исходя из того, что нам известно о методах лечения того
времени, можно с уверенностью утверждать, что риск был достаточно велик, ибо
сила тока в электрошоковом приборе тех лет значительно превышала норму,
допустимую в наши дни. Подобное лечение грозило потерей памяти, длившейся
иногда несколько часов, а иногда и несколько дней.
Положенный курс лечения, однако, не был завершен, хотя
причину его прерывания нам выяснить так и не удалось. В беседах с Беатрис
Кортланд решительно выступал против применения шоковой терапии, считая ее
чрезмерно тяжелым испытанием для столь юного существа, как Дейрдре.
– Но что же все-таки происходит с этой девочкой? –
спросила однажды Джулиетт у Беатрис, но та лишь пожала плечами:
– Никто этого не знает, дорогая. Никто не знает…
Карлотта привезла Дейрдре домой. Но и через месяц после
возвращения бедняжка продолжала слабеть и чахнуть.
