Полностью пересмотрена и исправлена в 1989 году
Я прибыл в Новый Орлеан в июле 1958 года и поселился в
небольшом, малоприметном отеле во Французском квартале. Первым делом я
встретился с наиболее осведомленными и опытными из наших исследователей,
внимательно прочел официальные отчеты и записи и прояснил для себя целый ряд
важных вопросов.
В течение многих лет мы искали и поддерживали отношения с
несколькими близкими дому Мэйфейров людьми. С ними я тоже постарался вступить в
контакт. Встреча с Ричардом Ллуэллином, как я уже говорил ранее, прошла
успешно, и мне потребовался не один день, чтобы обдумать все полученные от него
сведения и составить отчет.
Удалось «случайно столкнуться» и с молодой светской
преподавательницей из школы Святой Розы де Лима, которая работала именно в те
месяцы, когда там училась Дейрдре, и была в курсе событий, связанных с
исключением девушки. К сожалению, эта учительница принадлежала к числу тех, кто
поверил в связь Дейрдре с «взрослым мужчиной», и считала ее испорченной и
лживой девчонкой. Она подтвердила, что кое-кто из девочек действительно видел
знаменитый изумруд. Совет школы пришел к заключению, что Дейрдре просто украла
его у своей тети. А как еще могла столь ценная вещь попасть в ее руки?
Чем дольше я беседовал с этой женщиной, тем яснее осознавал,
что присущая Дейрдре чувственность отнюдь не оставалась незамеченной и
оказывала влияние на отношение к ней окружающих.
– Она была такой… такой зрелой… Знаете, когда у
шестнадцатилетней девушки такая огромная, пышная грудь, ей не составит труда…
Бедняжка Дейрдре!.. Я едва не спросил ту учительницу, не
считает ли она, что в подобных обстоятельствах самым верным выходом из
положения было бы просто изуродовать девушку, однако сдержался и поспешил
закончить разговор. Вернувшись в отель, я выпил неразбавленного бренди и сам
себе прочел лекцию о вреде излишней эмоциональности в нашей работе.
К несчастью, эмоции переполняли меня и в последующие дни,
когда я часами бродил по тихим улочкам Садового квартала, время от времени
подходя поближе к особняку на Первой улице, чтобы внимательно осмотреть его со
всех сторон. Поверьте, я действительно был очень взволнован – ведь до того
момента мне в течение многих лет доводилось лишь читать о нем в отчетах! Но
если есть на свете дом, буквально источающий и распространяющий вокруг себя атмосферу
зла, то это дом на Первой улице.
«Но почему?» – не переставал я спрашивать себя.
Передо мной было совершенно запущенное, обветшавшее
строение. Фиолетово-серая краска облупилась, обнажив кирпичную кладку. Сквозь
щели в парапетах пробивались стебли сорной травы и тоненькие ветви
папоротников. Плети буйно цветущих лиан так плотно увили боковые террасы, что
практически полностью скрыли от глаз узорчатые металлические решетки.
Разросшиеся лавровишни не позволяли увидеть другие деревья в саду.
И все же картина должна была бы выглядеть скорее
романтической, чем мрачной. Однако даже в ясный жаркий летний день, несмотря на
пронизывающие густую листву лучи солнца, все вокруг казалось сырым, мрачным,
отталкивающе неприятным. За долгие часы, проведенные там в созерцании и
размышлениях, я успел заметить еще одну закономерность. Оказавшиеся возле
особняка прохожие неизменно спешили перейти на другую сторону улицы – лишь бы
не оказаться в непосредственной близости от него. Конечно, тротуар перед ним
давно уже покрылся грязью, потрескался и вздыбился, разорванный корнями
огромных дубов, но и другие выглядели не намного лучше, и тем не менее люди не
обходили их стороной.
В этом доме обитало зло. Оно словно ожидало чего-то, тяжко
вздыхая, а быть может, кого-то оплакивало.
Вновь и вновь укоряя себя – и не без оснований – в излишней
эмоциональности, я пытался понять, что происходит и каковы условия, в которых я
оказался. Нечто, обитавшее в доме, несомненно несло в себе злое начало, ибо по
сути своей было губительным. Оно «жило и дышало» – в том смысле, что оказывало
влияние на окружающих и его присутствие ощущалось слишком явно. Мою уверенность
в том, что это «существо» скорбело и оплакивало кого-то, в немалой степени
укреплял тот факт, что с момента смерти Стеллы ни один рабочий не смог
выполнить порученный ему в доме ремонт. С тех пор как Стеллы не стало, особняк
неуклонно ветшал и разрушался. Возможно, именно этого и добивалось неведомое
«существо»: тело Стеллы гнило и разлагалось в могиле, так пусть же и дом гниет
и разлагается вместе с ним.
Однако слишком многое оставалось неясным. Я пошел на
Лафайеттское кладбище, к семейному склепу Мэйфейров. Добродушный смотритель
рассказал, что вазы перед входом в склеп всегда полны свежих цветов, хотя никто
не видел, кто и когда их туда ставит.
– Вы полагаете, что это кто-то из прежних любовников
Стеллы Мэйфейр? – спросил я.
– Да нет, что вы! – Старик хрипло
рассмеялся. – Боже сохрани! Это все он, призрак Мэйфейров, – его рук
дело. Это он приносит сюда эти цветы. Хотите, я вам кое-что расскажу? Иногда он
забирает их прямо с алтаря в часовне. Знаете часовню на углу Притания-стрит и
Третьей улицы? Отец Морган однажды прибежал сюда, так он весь прямо кипел от
ярости. Как я понял, не успел он положить в алтарь гладиолусы, как они тут же
оказались здесь, в вазах перед склепом Мэйфейров. А когда он по пути завернул в
особняк и позвонил у двери, мисс Карл велела ему убираться к черту. Да-да, я сам
слышал– Смотритель вновь засмеялся и никак не мог успокоиться. Похоже, сама
мысль о том, что кто-то осмелился предложить священнику отправиться в ад,
вызвала у него приступ безудержного веселья.
Я нанял машину и по дороге, тянувшейся по берегу реки, отправился
в сторону Ривербенда, чтобы осмотреть то, что осталось от плантации, а потом
позвонил нашему тайному осведомителю – даме из высшего общества по имени
Джулиетт Мильтон и пригласил ее на ленч.
Она с удовольствием согласилась представить меня Беатрис Мэйфейр,
а та в свою очередь без колебаний приняла приглашение на ленч, не усомнившись в
правдивости моего путаного объяснения, будто я изучаю историю Юга, и в
частности рода Мэйфейров.
Мы встретились в «Галатуар», и Беатрис три часа, не умолкая
ни на минуту, пересказывала мне разного рода слухи и сплетни о Мэйфейрах, а
также передававшиеся из поколения в поколение внутри самого клана семейные
предания. Однако все услышанное лишь подтвердило мои предположения: в настоящее
время практически ничего не известно о далеком прошлом этой семьи. Оно
превратилось в малоправдоподобную легенду, в которой большинство имен было
перепутано, события перевраны и обстоятельства наиболее скандальных из них
поставлены буквально с ног на голову.
