Я пребывал в таком расстройстве, что мог лишь лежать, закрыв
лицо руками, и плакать, хотя все утешали меня, уверяли, что я веду себя
безрассудно, а Гертруда поклялась, что отыщет «девчонку».
Рёмер сказал, что я должен описать произошедшее с Деборой
как часть моей исследовательской работы. Но признаюсь тебе, Стефан,
составленный мною отчет был весьма жалким и неполным, почему я и не просил тебя
обращаться к этим старым записям. Если по воле Господней я вернусь в Амстердам,
то заменю их более живыми и подробными воспоминаниями.
Но продолжаю… Где-то через две недели после только что
описанных событий ко мне пришел один молодой ученик Рембрандта, недавно приехавший
в Амстердам из Утрехта, и рассказал, что девочка, которую я разыскиваю повсюду,
ныне живет у старого портретиста Роэланта. Этого человека знали только по
имени. В молодости он много лет учился в Италии. К нему по-прежнему толпой
стекались заказчики, хотя старик был крайне болен, немощен и не мог
расплатиться с долгами.
Возможно, ты не помнишь Роэланта, Стефан. Позволь тебе
рассказать, что он был замечательным живописцем, чьи портреты составили бы
славу и для Караваджо, и если бы не болезнь, которая не по возрасту рано
поразила его кости и скрючила пальцы, он, возможно, снискал бы больше почестей,
чем имел.
Этот добрый человек давно овдовел и жил с тремя сыновьями.
Я тут же отправился к Роэланту, поскольку был знаком с ним и
он всегда радушно принимал меня, но в этот раз дверь захлопнулась перед самым
моим носом. Роэлант заявил, что у него нет времени для общения с «учеными
безумцами», как он назвал нас. Он был разгорячен и предупредил меня, что даже в
Амстердаме на таких, как мы, управа найдется.
Рёмер велел мне на какое-то время оставить все как есть. Ты
же знаешь, Стефан, мы выживаем, поскольку избегаем огласки. И потому мы
затаились. Однако вскоре нам стало известно, что Роэлант уплатил все свои
давние и многочисленные долги и теперь он и его дети от первой жены ходят в
прекрасных, исключительно богатых одеждах.
Было сказано, что некто Дебора, шотландская девушка редкой
красоты, которую он взял для воспитания сыновей, приготовила для его больных
пальцев какую-то мазь, и это снадобье вернуло им былую живость и подвижность, в
результате чего Роэлант снова смог взяться за кисть. Ходили слухи, что ему
хорошо платят за новые портреты. Но знаешь, Стефан, чтобы заработать деньги на
оплату богатых нарядов и изысканного убранства дома, ему пришлось бы писать в день
по три-четыре портрета.
А потом поползли слухи, что эта шотландская девушка богата,
что она внебрачная дочь одного шотландского аристократа, и хотя отец не мог
признать ее официально, он в изобилии посылал ей деньги, которыми Дебора
делилась с добрым Роэлантом, приютившим ее.
Я ломал голову над тем, кем же мог быть этот аристократ?
Владелец громадного угрюмого замка, возвышавшегося, словно груда скал, над
долиной, откуда я вывез Дебору, «зачатую в веселье», босую, грязную, насмерть
перепуганную ударами плетью и не способную даже самостоятельно есть? Ну и
легенда, ничего не скажешь!
Мы с Рёмером с тревогой следили за всеми этими событиями,
ибо тебе хорошо известно основание, на котором строится наше правило: никогда
не использовать свои способности ради выгоды. Мы задавались вопросом: как еще
могло появиться все это благосостояние, если не стараниями того духа, который
учинил погром в кабинете Рёмера и сломал часы, выполняя повеление Деборы?
Теперь в доме Роэланта царил достаток. Не прошло и года, как
старик женился на Деборе. Но еще за два месяца до свадьбы великий Рембрандт
написал ее портрет. Через месяц после бракосочетания портрет был выставлен в
гостиной Роэланта на всеобщее обозрение.
На портрете Дебора была запечатлена с тем самым изумрудом на
шее, который тогда столь сильно завладел ее помыслами. Она давно уже купила
драгоценный камень, а вместе с ним и все другие драгоценности, привлекшие ее
внимание, не говоря уже о золотой и серебряной посуде. Помимо этого Дебора
приобрела полотна Рембрандта, Халса и Юдифи Лейстер, творчеством которой она
так восхищалась.
Под конец я не выдержал. Дом был открыт для обозрения
написанного Рембрандтом портрета, которым Роэлант заслуженно гордился. И когда
я переступил порог, старый художник не помешал мне войти. Наоборот, он, хромая
и опираясь на палку, подошел ко мне и предложил бокал вина. Роэлант указал мне
на свою возлюбленную Дебору, сидевшую в библиотеке и занимавшуюся с учителем.
Она выразила желание научиться читать и писать по-латыни и по-французски. По словам
Роэланта, его поражала быстрота ее обучения. С недавнего времени Дебора читала
сочинения Анны Марии ван Схурман, утверждавшей, что женщины столь же способны к
учению, как и мужчины.
Казалось, радость Роэланта плещет через край.
Когда я увидел Дебору, я усомнился, что знаю ее истинный
возраст. Украшенная драгоценностями, наряженная в зеленый бархат, она выглядела
молодой женщиной лет семнадцати. Пышные рукава, такие же пышные юбки, а в
волосах – зеленая лента с атласными розочками. Глаза Деборы отражали цвет ткани
и тоже казались зелеными. Меня пронзила мысль, что и сам Роэлант не знает,
насколько она молода. С моих губ не слетело ни слова, которое бы повторяло
лживые россказни, связанные с ее именем. Я стоял, пронзенный ее красотой,
словно меня вдруг поразила молния. Когда же Дебора подняла голову и улыбнулась,
фатальный удар был нанесен прямо в мое сердце.
Надо уходить отсюда, подумал я и стал допивать вино. Однако
Дебора, тихо улыбаясь, подошла ко мне, взяла за руки и сказала:
– Петир, идем со мной.
С этими словами она повела меня в комнатку, уставленную
шкафами, где хранилось белье.
Каким лоском и грацией теперь обладала она. Едва ли у
придворной дамы это получилось бы лучше. Но когда я подумал об этом, заодно мне
вспомнилось и то, как я увидел Дебору в телеге на проселочной дороге и какой
маленькой принцессой она тогда мне показалась.
Тем не менее с тех пор Дебора изменилась во всем. В тусклом
свете, проникавшем в кладовую, я смог подробно рассмотреть ее и увидел перед
собой полную сил, благоухающую духами молодую женщину с румянцем на щеках. На
ее высокой, полной груди красовался все тот же крупный бразильский изумруд в
золотой оправе.
– Почему же ты не рассказал всем подряд то, что знаешь
обо мне? – спросила она, словно не знала ответа.
– Дебора, мы тебе рассказали правду о нас. Мы лишь
хотели предложить тебе кров и наши знания о тех силах, которыми ты обладаешь.
Приходи к нам, как только тебе этого захочется.
Она рассмеялась:
– Ты глупец, Петир, но ты вытащил меня из мрака и
нищеты и привез в это чудесное место.
Она запустила руку в потайной карман своей пышной юбки и
достала горсть изумрудов и рубинов.
– Возьми их, Петир.
