Сначала возле самого вокзала меня едва не сбила какая-то
машина, а чуть позже такси, в котором я ехал в отель, чуть не столкнулось с
другим автомобилем.
В тесном вестибюле «Роял Корт» на меня налетел пьяный турист
и тут же полез в драку. К счастью, рядом оказалась его жена, которой удалось
усмирить и с помощью коридорных быстро увести наверх разбушевавшегося супруга.
Она, конечно, извинилась за его поведение, однако в память об инциденте на моем
плече осталось несколько нешуточных царапин. А ведь я даже не успел оправиться
от потрясения, вызванного происшествием с автомобилем, – оно случилось
совсем рядом с отелем.
«Опять воображение разыгралось», – подумал я. Однако в
тот момент, когда я поднимался по лестнице в свой номер на втором этаже, из-под
моей руки выскользнул кусок обветшавших перил, и я с трудом удержался на ногах.
Коридорный буквально рассыпался в извинениях.
Часом позже, в то время как я записывал в дневник последние
события, на четвертом этаже отеля неожиданно вспыхнул пожар.
Вместе с другими постояльцами мне пришлось почти час
провести на узкой улочке Французского квартала. Наконец нам сообщили, что
возгорание было незначительным и не причинило большого ущерба. В ответ на мой
вопрос о причине пожара растерянный служащий отеля не очень разборчиво
пробормотал что-то о мусоре, скопившемся в одной из кладовок, и заверил, что
теперь все в порядке.
После долгих раздумий я пришел к выводу, что все
произошедшее вполне могло быть досадным совпадением. В конце концов, ни я, ни
кто-либо из участников этих мелких инцидентов не пострадал. Все, что мне
необходимо в ближайшее время, это спокойствие и хладнокровие. А значит, решил
я, следует действовать не спеша, осмотрительно и быть готовым к любым
неожиданностям.
Ночь прошла без неприятных сюрпризов, хотя спал я плохо и
часто просыпался. Утром, покончив с завтраком, я позвонил нашим детективным
агентам в Лондон и попросил их срочно отыскать в Техасе осведомителя, чтобы тот
как можно осторожнее выяснил, как там Дейрдре Мэйфейр.
После этого я устроился поудобнее и принялся сочинять
длинное послание Кортланду, в котором объяснил, кто я, чем занимаюсь, что такое
Таламаска и каковы ее цели и задачи. Я сообщил, что мы наблюдаем за семейством
Мэйфейр начиная с семнадцатого столетия, что один из наших агентов в свое время
избавил Дебору Мэйфейр от грозившей ей в родном Доннелейте серьезной опасности.
Рассказал и о ее портрете кисти Рембрандта, хранившемся в Амстердаме. Далее я
объяснил, что нас весьма интересуют потомки Деборы, ибо, насколько мы можем
судить, в каждом их поколении находятся люди, обладающие незаурядными
экстрасенсорными способностями. Вот почему мы стремимся войти в
непосредственный контакт с членами семьи и поделиться своими знаниями с теми из
них, кого интересует история рода. Мы также крайне заинтересованы в том, чтобы
сообщить необходимые сведения Дейрдре Мэйфейр, которая, как нам кажется,
страдает и мучается из-за являющегося ей призрака, которого в прежние времена
называли Лэшером. Возможно, это же имя он носит и сейчас.
«Наш агент Петир ван Абель впервые воочию увидел этого
призрака в 1600 году, – писал я. – С тех пор его бессчетное число раз
встречали возле вашего особняка на Первой улице. Совсем недавно я видел его
собственными глазами, правда в другом месте».
Точную копию этого письма я адресовал Карлотте Мэйфейр. Надо
признаться, я долго колебался, прежде чем сообщить название и номер телефона
своего отеля, но в конце концов решил, что прятаться в данном случае
бессмысленно.
Я лично отвез адресованный Карлотте конверт на Первую улицу
и опустил его в почтовый ящик перед особняком, а затем отправился в Метэри и
собственными руками просунул послание для Кортланда в щель на двери его
особняка. Весь обратный путь меня не покидало дурное предчувствие. Вот почему,
вернувшись в отель, я не пошел в свой номер. Предупредив дежурного
администратора, я отправился в бар, расположенный на втором этаже, заказал себе
хорошую порцию «Кентукки»
[28]
и провел весь вечер за столиком, смакуя жаркое,
потягивая виски и делая записи в своем дневнике.
В маленьком баре, окнами выходящем в прелестный внутренний
дворик, было спокойно и тихо. Сам не знаю почему, я сел спиной к окну и лицом к
двери, ведущей в вестибюль. Тем не менее чувствовал я себя там вполне уютно, и
ощущение дурного предчувствия в душе медленно таяло.
Было, наверное, около восьми часов, когда я вдруг оторвался
от своих записей и понял, что рядом со столиком кто-то стоит. Это был Кортланд.
Как уже было сказано, незадолго до своей поездки я завершил
работу над повествованием о Мэйфейрах. Мне пришлось внимательно изучить
множество портретов, в том числе и фотографий Кортланда. Однако совсем не о них
я вспомнил, едва встретившись взглядом с живым Кортландом.
Улыбавшийся мне высокий темноволосый мужчина был едва ли не
точной копией Джулиена Мэйфейра, умершего в 1914 году. Отличия были мелкими и
совершенно незначительными. Чуть крупнее глаза, чуть темнее волосы, чуть менее
жесткая складка рта… И тем не менее передо мной словно воскрес Джулиен. Но
вдруг в одно мгновение улыбка сделалась неестественной, превратилась в маску.
Все эти соображения пронеслись у меня в голове, пока я
предлагал Кортланду сесть за столик.
На нем был льняной костюм, очень походивший на мой,
бледно-лимонного цвета рубашка и галстук светлых тонов.
«Слава Богу, это не Карлотта!» – успел подумать я, и тут же
Кортланд словно в ответ на мои мысли произнес:
– Полагаю, Карлотта едва ли откликнется на ваше письмо.
Но нам, кажется, действительно пора поговорить.
Приятный тембр голоса при полном отсутствии в нем
искренности. Южный, типично новоорлеанский выговор. Завораживающий и в то же
время внушающий ужас блеск темных глаз…
Этот человек либо ненавидел меня, либо считал отвратительным
занудой. Он обернулся и жестом подозвал бармена:
– Еще порцию для мистера Лайтнера, пожалуйста, и шерри
для меня.
Потом сел напротив меня, вполоборота к мраморной столешнице,
закинул ногу на ногу и не то вопросительно, не то утвердительно произнес:
– Не возражаете, если я закурю, мистер Лайтнер?
Благодарю.
С этими словами он достал из кармана великолепный золотой
портсигар, предложил мне сигарету, а когда я отказался, закурил сам. И вновь
его приветливость поразила меня своей явной неестественностью. Интересно,
подумал я, замечают ли его напускную манеру поведения другие? Однако вслух не
менее любезно сказал:
– Очень рад, что вы пришли, мистер Мэйфейр.
– Кортланд. Пожалуйста, просто Кортланд. На этом свете
слишком много мистеров Мэйфейров.
