Поверили они мне или нет, но инструкции соблюдали
неукоснительно. Держась на безопасном расстоянии от Дейрдре, они собирали
информацию о ней из всех доступных источников, а их было немало: документы,
хранившиеся в канцелярии университета, болтовня учениц, рассказы пожилых дам,
дежуривших в общежитии, разговоры учителей за чашкой кофе… Даже если Дейрдре и
догадывалась, что за ней наблюдают, нам об этом неизвестно.
Осенний семестр в университете прошел для Дейрдре просто
великолепно. Учебу она закончила с хорошими результатами, учителя и подруги ее
любили. Приблизительно раз в полтора месяца она обедала вне стен университета
вместе с Рондой Мэйфейр и ее мужем Эллисом Клементом, который в течение именно
того семестра преподавал английский язык в классе, где училась Дейрдре. Было
даже одно сообщение о свидании Дейрдре с неким молодым человеком по имени Джоуи
Доусон. Оно состоялось 10 декабря, однако, если информация верна, длилось всего
около часа и осталось единственным.
По сведениям того же агента, Кортланд навещал Дейрдре
достаточно регулярно и часто, если его визит выпадал на вечер пятницы или
субботы, увозил племянницу в Даллас. Возвращалась она оттуда всегда вовремя –
до вечерней проверки, то есть до часа ночи.
Нам известно, что на Рождество Дейрдре гостила в доме
Кортланда в Метэри и даже не захотела увидеться с Карлоттой, когда та пришла ее
навестить.
Если верить молве, Карлотта и Кортланд по-прежнему не
разговаривали друг с другом. Карлотта не отвечала даже на его деловые звонки, а
если речь заходила о финансовых вопросах, связанных с Дейрдре, они обменивались
ядовитыми письмами, полными взаимных упреков.
– Мистер Мэйфейр стремится к полному контролю над мисс
Дейрдре только ради ее же блага, – жаловался своему другу один из служащих
конторы. – Но эта старуха никак не желает смириться с этим и все время
грозится подать на него в суд.
Каковы бы ни были на самом деле детали и перипетии этой
борьбы, нам известно лишь, что в ходе весеннего семестра состояние здоровья
Дейрдре резко ухудшилось. Она начала пропускать занятия. Соседки по общежитию
рассказывали, что иногда она кричала и плакала ночи напролет, но на стук в
дверь своей комнаты не отзывалась. Однажды вечером полиция кампуса обнаружила
Дейрдре в одном из центральных парков, однако она не смогла объяснить, как и
зачем там оказалась.
Кончилось тем, что Дейрдре вызвали в кабинет декана. Она
пропустила слишком много лекций и уроков, и потому в качестве наказания ее
перевели в разряд тех, для кого посещение занятий обязательно. Однако, несмотря
на то что после этого Дейрдре стала регулярно появляться в классе, жалобы
преподавателей не прекратились – теперь они в один голос твердили, что девочка
крайне невнимательна и, возможно, больна.
В апреле Дейрдре начали ежедневно мучить приступы утренней
тошноты. Все девочки слышали, как она отчаянно сражалась с ними в общей
туалетной комнате, и сообщили об этом главной воспитательнице общежития.
– У нас и в мыслях не было ябедничать, – объясняли
они позже, – но мы боялись за Дейрдре, боялись, как бы она не сделала с
собой чего-нибудь плохого.
В ответ на предположение воспитательницы, что причиной всему
беременность, Дейрдре разрыдалась. Ее отправили в больницу, сообщили о
случившемся Кортланду, и первого мая тот увез племянницу домой.
Все, что происходило потом, так и осталось для нас тайной.
Судя по регистрационным записям, сделанным в благотворительной лечебнице Нового
Орлеана, Дейрдре поместили туда сразу же после ее возвращения из Техаса и
предоставили ей отдельную палату. Работавшие в лечебнице пожилые монахини,
многие из которых прежде служили воспитательницами в школе Святого Альфонса и
отлично помнили Дейрдре, утверждали, что осматривал Дейрдре личный врач
Карлотты, некий доктор Галлахер. Он и подтвердил наличие беременности.
– Я не желаю, чтобы этот факт вызвал нежелательные
слухи и сплетни, – сказал он сестрам-монахиням. – Девочка вскоре
выходит замуж. Отец ребенка – преподаватель колледжа из Денвера, штат
Техас, – уже на пути в Новый Орлеан.
Через три недели «скорая помощь» увезла Дейрдре и
приставленную к ней персональную сиделку из лечебницы в особняк на Первой
улице. К тому времени весь приход только и говорил о беременности мисс Мэйфейр,
о ее предстоящем замужестве и о том, что ее будущий муж, преподаватель
колледжа, «уже был женат».
Все, кто был знаком с семейством Мэйфейр на протяжении
многих поколений, восприняли эту весть как настоящий скандал. «Подумать только!
Дейрдре Мэйфейр и женатый мужчина!» – шептались пожилые дамы на ступенях
церкви. Соседи неодобрительно косились при встрече на мисс Милли и мисс Белл.
Кое-кто считал, что Карлотта не потерпит такого в своем доме. Однако настал день,
когда мисс Белл и мисс Милли отправились с Дейрдре в магазин Гаса Майера и там
для предстоящей церемонии бракосочетания купили ей очаровательное голубое
платье и голубые атласные туфельки, а в придачу еще и белоснежные сумочку и
шляпку.
– Бедняжку так накачали лекарствами, что, мне кажется,
она едва ли сознавала, где находится, – рассказывала об этом визите одна
из продавщиц. – Выбирала за нее мисс Милли, а она просто сидела, белая как
полотно, и в ответ на все вопросы лишь кивала головой и едва слышно бормотала:
«Да, тетя Милли».
Джулиетт Мильтон не удержалась и написала нам о последних
событиях, во всех деталях пересказав то, что услышала от Беатрис Мэйфейр,
которая ездила на Первую улицу с целой сумкой подарков для Дейрдре.
«Не понимаю, почему она вернулась в этот ужасный особняк, а
не в дом Кортланда», – недоумевала Джулиетт.
Судя по всему, Дейрдре не имела возможности выбирать. В
медицинской науке того времени считалось, что плацента надежно защищает плод от
любых лекарств, вводимых в организм матери. Вот почему медсестры в один голос
утверждают, что, когда однажды утром посреди недели Карлотта приехала, чтобы
забрать Дейрдре, та покидала лечебницу до такой степени одурманенная всякими
успокоительными средствами, что вообще не понимала, что происходит и куда ее
везут.
– А когда вечером того же дня Кортланд решил навестить
племянницу и узнал, что ее увезли, – под строжайшим секретом поведала мне
позднее сестра Бриджет-Мэри, – то пришел в такую ярость, что впору было
связывать его самого.
Ходившие вокруг этих событий сплетни отнюдь не проясняли
ситуацию. Если им верить, Кортланд и Карлотта, сидя в своих офисах, долго
кричали друг на друга по телефону, причем так громко, что слышно было сквозь
плотно закрытые двери. Позже Кортланд заявил своему секретарю, что если
Карлотта надумала окончательно выкинуть его за порог родного дома, то она
просто выжила из ума.
