Моя последняя встреча с Элли состоялась на похоронах Нэнси
Мэйфейр в январе 1988 года. В ту пору ей было уже за шестьдесят, но в памяти осталась
удивительно красивая женщина ростом около пяти футов шести дюймов, загорелая, с
блестящими черными волосами. Ее голубые глаза скрывались за темными стеклами
очков в белой оправе, стройную фигуру плотно облегало безукоризненно сшитое
платье из хлопка… Истинная жительница Калифорнии, она действительно походила на
голливудскую звезду. А через полгода Элли Мэйфейр умерла.
После ее смерти Роуан унаследовала все, в том числе личные
деньги Элли, а также трастовый фонд, созданный приемной матерью в год рождения
Роуан, – о существовании этого фонда она даже не подозревала.
Тем не менее полученное наследство никоим образом не
повлияло на образ жизни Роуан Мэйфейр. Как прежде, так и сейчас она остается
увлеченным своей работой практикующим хирургом.
Однако обо всем по порядку.
Жизнь Роуан Мэйфейр с детства до настоящего
времени
Даже поверхностное наблюдение позволяло с уверенностью
утверждать, что Роуан всегда была не по годам развитым ребенком и обладала
неординарными экстрасенсорными способностями, хотя ее приемные родители,
похоже, этого не замечали – или не желали замечать. Есть данные,
свидетельствующие о том, что Элли решительно отвергала какие-либо намеки со
стороны окружающих на «необыкновенность» и даже «странность» ее дочери. Как бы
то ни было, Роуан неизменно оставалась «гордостью и отрадой» и Элли, и Грэма.
Как уже отмечалось, глубочайшая привязанность между матерью
и дочерью сохранялась вплоть до последнего дня жизни Элли. Тем не менее в
отличие от матери Роуан совершенно не интересовали шумные приемы, совместные
обеды, походы по магазинам за новыми нарядами и украшениями и тому подобные
развлечения. Ни в юности, ни став уже достаточно взрослой, она не стремилась
войти в тот обширный круг приятельниц, где так уютно чувствовала себя Элли.
Зато Роуан с удовольствием ходила с родителями в море. С
самого раннего возраста они брали ее с собой в походы под парусом, а в
четырнадцать лет Грэм впервые позволил дочери самостоятельно управлять
маленькой парусной шлюпкой. После того как Грэм приобрел большую океанскую яхту
под названием «Великолепная Анджела», они по нескольку раз в году всей семьей
отправлялись в долгие морские путешествия.
Когда Роуан исполнилось шестнадцать, Грэм подарил ей
двухмоторную яхту морского класса, которую она назвала «Красотка Кристина».
«Великолепная Анджела» к тому времени уже несколько устарела, и потому семейные
прогулки стали совершать на «Красотке», однако шкипером ее безоговорочно
признавали Роуан. С тех пор, несмотря на решительные возражения родителей, она
часто выводила свою любимицу из бухты и уходила в море одна.
За многие годы такие прогулки вошли у Роуан в привычку. Едва
успев прибежать домой из школы, она как минимум часа по два в одиночестве
проводила в открытом море и лишь изредка брала с собой кого-нибудь из подруг.
– Она появляется дома не раньше восьми часов, –
сокрушалась Элли. – А я волнуюсь, я за нее очень боюсь. Но лишить ее яхты
это все равно что ее убить. Ума не приложу, что делать.
Прекрасная пловчиха и уже достаточно опытный шкипер, Роуан,
однако, отнюдь не относилась к числу так называемых сорвиголов. Построенная в
Дании «Красотка Кристина» была достаточно тяжелой, устойчивой к качке и прочной
яхтой, предназначенной для прогулок, но не для скоростных гонок. Главное, она
давала Роуан возможность побыть наедине с собой, вдали от берега и всех
проблем, причем независимо от любых капризов погоды, ибо ее, выросшую на севере
Калифорнии, не пугали ни холод, ни ветер, ни дождь.
Все, кому доводилось в те годы встречаться с Роуан,
характеризовали ее как очень замкнутую, спокойную девушку, склонную скорее к
серьезным занятиям, чем к развлечениям. В школе ее называли усердной ученицей,
в колледже – одержимой исследовательницей. Ее шикарному гардеробу завидовали
все девочки, но в этом, по признанию самой Роуан, была заслуга Элли. Как в
юности, так и в зрелом возрасте Роуан оставалась равнодушной к нарядам: в
свободное время ее любимой одеждой были джинсы, удобные кроссовки, просторные
свитеры, кепки с большими козырьками и ветровки.
Такой же «одержимостью» Роуан отличалась и в избранной
профессии, хотя, быть может, людям непосвященным понять это было достаточно
сложно. Коллеги считали, что Роуан прирожденный врач, однако тот факт, что она
предпочла практическую нейрохирургию исследовательской работе, удивил многих.
– Когда Роуан запиралась в лаборатории, – говорили
они, – матери приходилось звонить ей по нескольку раз, чтобы напомнить о
необходимости перекусить и хоть немного поспать.
Одна из учительниц начальной школы в характеристике
восьмилетней Роуан Мэйфейр писала:
«…Девочка считает себя взрослой. Она отождествляет себя со
старшими и порой нетерпимо относится к другим детям, поскольку те ее
раздражают. Тем не менее она слишком хорошо воспитана, чтобы открыто проявлять
свои чувства. Роуан очень одинока…»
Телепатические способности
Телепатические способности Роуан проявились еще в школе,
когда ей было всего шесть лет. Вполне возможно, это произошло и раньше, однако
достоверными свидетельствами на этот счет мы не располагаем.
Учителя высказывали сомнения относительно правдивости
рассказов о том, что Роуан Мэйфейр умеет читать чужие мысли.
Тем не менее в нашем распоряжении нет никаких данных о том,
что девочку когда-либо считали странной или психически неуравновешенной.
Напротив, ее успехи в учебе всегда отмечали как наиболее выдающиеся и отношение
к ней со стороны как соучениц, так и учителей оставалось неизменно добрым и
благожелательным. На фотографиях Роуан тех лет мы видим красивую смуглокожую
девочку со светлыми, почти до белизны выгоревшими на солнце волосами. Выражение
ее лица нельзя назвать открытым, однако в нем нет и тени раздражения или
смущения.
На необыкновенные способности Роуан первыми обратили
внимание учителя, причем все их свидетельства очень похожи одно на другое.
– Когда умерла моя мать, – рассказывала учительница
первого класса, – я не смогла поехать на похороны и переживала по этому
поводу просто ужасно. Естественно, об этом никто не знал. И вдруг на перемене
ко мне подошла Роуан. Она села рядом, взяла меня за руку и сказала: «Мне очень
жаль вашу маму». В ее жесте и словах было столько нежности, что я чуть не
расплакалась. А потом мы сидели и молчали. Впоследствии, когда я спросила
Роуан, как она узнала о том, что случилось, девочка ответила: «Мне просто
пришло это в голову». Наверное, таким же образом ей становилось известно очень
многое. Она, например, чувствовала, когда другие дети ей завидовали. И всегда
была такой одинокой!
