– Студенты прозвали Роуан Доктором
Франкенштейном, – рассказывали другие, – из-за ее одержимости идеей
пересадки мозговых тканей и создания таким образом нового разума. И все же
одним из основных ее достоинств, несомненно, следует считать человечность. Ибо
даже самый блестящий, самый совершенный разум ничто, если у его обладателя нет
сердца.
– О, Роуан! Помню ли я Роуан? Да вы, наверное, шутите!
Она могла бы учить студентов вместо меня. Вас, наверное, интересуют
какие-нибудь малоизвестные факты? Хорошо, расскажу, но только вы меня не
выдавайте. Получилось так, что в конце семестра мне нужно было уехать из
города, и я оставил на проверку Роуан курсовые работы студентов ее группы. Если
об этом кто-нибудь узнает, я погиб! А тогда мы с ней заключили сделку. Роуан
понадобился ключ от лаборатории на время рождественских каникул. Вот я и
предложил: я ей – ключ, а она мне – оценки за курсовые работы. И знаете, что
для меня было самым ужасным и удивительным? Впервые за годы своего преподавания
я не получил от студентов ни единой жалобы по поводу несправедливо выставленных
баллов! Роуан!.. Да разве такую забудешь! Люди вроде Роуан заставляют вас
чувствовать себя полным ничтожеством!
– Нет, она не просто выдающаяся личность – она нечто
гораздо большее. Своего рода мутант, если позволите так выразиться. Нет, я
серьезно. Ей достаточно внимательно осмотреть подопытное животное, чтобы
сказать, что именно будет происходить с ним дальше. Или, например, прикоснуться
к нему рукой и заявить: «Нет, этот препарат не подействует». Более того, она
умела лечить этих животных. Один наш старый доктор рассказывал мне, что стоило
ей перестать себя контролировать, и весь эксперимент шел насмарку. Потому что
она обладала способностью исцелять. И я верю, что так оно и есть. Знаете, мы с
ней… ну, в общем… встречались какое-то время. Нет, меня она ни от чего не
вылечила, но… Она была такой горячей! В прямом смысле горячей. Это было все
равно что заниматься любовью с женщиной, горящей в лихорадке. Те, кому
доводилось иметь дело со знахарями, которые исцеляют методом наложения рук,
меня поймут. Говорят, от их ладоней тоже исходит тепло. Охотно верю. Вообще,
Роуан не следовало становиться хирургом – из нее получился бы великолепный
онколог. Она могла бы исцелить очень многих людей. А хирургия… Резать-то дело
нехитрое – с ним каждый справится.
(Хочется здесь добавить, что последнее высказывание
принадлежит врачу-онкологу, а те из докторов, кто использует безоперационные
методы лечения, зачастую пренебрежительно отзываются о хирургах любого профиля,
называя их мясниками и награждая весьма нелестными эпитетами. Хирурги, однако,
в долгу не остаются и заявляют, что вся терапия не более чем подготовка
пациента к попаданию на операционный стол.)
Целительный дар Роуан
Вскоре после прихода Роуан в клинику в качестве интерна (на
третьем курсе медицинского факультета) рассказов о ее поистине чудесных
целительных и диагностических способностях появилось столько, что нашим агентам
приходилось записывать их выборочно.
Таким образом, после Маргариты Мэйфейр, жившей в начале
девятнадцатого столетия в Ривербенде, Роуан первой из Мэйфейрских ведьм была
наделена даром целительства.
Практически у каждой медсестры имелась наготове своя
«фантастическая» история. Роуан могла поставить любой диагноз. Роуан всегда
знает, что нужно делать. Роуан оперировала и сшивала даже таких пациентов, кому
давно уже следовало бы лежать в морге.
– Она умеет останавливать кровотечение. Я собственными
глазами видела, как она взяла мальчика за голову, пристально посмотрела на его
нос и шепотом приказала: «Стоп!» И, представьте себе, кровь мгновенно перестала
течь.
Более скептически настроенные коллеги-доктора – как женщины,
так и мужчины – склонны объяснять успехи Роуан «силой внушения».
– Знаете, это нечто вроде колдовства, вуду. Она просто
говорит пациенту: «А теперь мы заставим кровь остановиться». И конечно, так и
происходит, потому что все дело в гипнозе.
Пожилые негритянки, работающие в клинике, уверены, что Роуан
обладает «силой», и часто в открытую обращаются к ней с просьбой «наложить
руки» на больное место. Они буквально молятся на Роуан.
– Ей достаточно посмотреть вам в глаза и спросить, где
именно болит, а потом несколько раз провести по этому месту пальцами – и все,
боли как не бывало!
Все свидетельства безоговорочно сходятся в одном: Роуан
наслаждалась работой в клинике и выбор между научными исследованиями в
лаборатории и практической медициной, позволяющей воочию наблюдать, как
возвращается к жизни безнадежный, казалось бы, пациент, был для нее
мучительным.
– Больно было видеть, как прощается со своим призванием
прирожденный ученый, – печально рассказывал один из университетских
преподавателей Роуан. – Мы понимали, что теряем ее. Как только Роуан
переступила порог операционной, участь ее была решена. Что бы там ни говорили о
чрезмерной эмоциональности женщин, которая не позволяет им успешно справляться
с операциями на открытом мозге, к Роуан это ни в коей мере не относится. Из
всех, кто работает в области нейрохирургии, у нее самые холодные руки.
(Обратите внимание на парадоксальный факт: одни говорят о
тепле, исходящем от рук Роуан, другие – об их холодности.)
Некоторые свидетельства говорят о том, что выбор между
наукой и практикой дался Роуан, конечно, нелегко, но и не принес чрезмерных
страданий. В течение осени 1983 года она много времени проводила с доктором
Карлом Лемле из Института Кеплингера в Сан-Франциско, занимавшимся проблемами
лечения болезни Паркинсона.
По университетской клинике поползли слухи о том, что доктор
Лемле настойчиво уговаривает Роуан перейти к нему, соблазняя ее высокой
зарплатой и идеальными условиями для работы. Однако Роуан отвергла предложение,
объяснив свой отказ нежеланием уходить из отделения экстренной помощи, из
операционной и от своих пациентов.
Во время рождественских каникул 1983 года между Роуан и
доктором Лемле произошла крупная ссора, после которой она перестала даже
отвечать на его звонки. Так, по крайней мере, говорил коллегам сам Карл Лемле.
К сожалению, нам не удалось выяснить, что случилось на самом
деле. Достоверно, однако, известно, что весной 1984 года они встретились за
ленчем и вновь ожесточенно спорили о чем-то. Через неделю после этой встречи
доктор Лемле перенес легкий паралич и попал в частную клинику при Институте
Кеплингера. За первым приступом последовал второй, затем еще один, и через
месяц Лемле скончался.
Кое-кто из коллег осуждал Роуан за категорический отказ
навестить Лемле в клинике. Ассистент Лемле, впоследствии занявший его место в
Институте Кеплингера, в разговоре с нашим агентом недвусмысленно заявил, что
Роуан Мэйфейр просто завидовала успехам его босса. Нам, однако, это кажется
мало похожим на правду.
