– На вашем месте я бы не стал так рисковать,
старина, – возразил Гандер. – Подземные парковки всегда погружены в полумрак,
и любой человек чувствует себя там не слишком уютно. Роуан с ее экстрасенсорным
чутьем моментально заметит ваше присутствие и, вполне вероятно, неправильно
расценит проявленный к ней интерес. В этом случае вам грозит что-нибудь вроде
внезапного приступа сильнейшей головной боли, а то и еще хуже…
– Я понял, что вы имеете в виду, Оуэн, – уныло
прервал его я, – но мне необходима встреча с ней. Конечно, лучше бы в
таком месте, где мое присутствие будет вполне естественным…
– Так организуйте эту встречу сами, поколдуйте
немного, – посоветовал Гандер. – Кажется, это называется
синхронизацией? Или как-то еще в этом духе?
На следующий день я решил заняться рутинной работой и
отправился на кладбище, чтобы сфотографировать надписи на надгробиях Элли и
Грэма. Еще до своего приезда я дважды просил Гандера сделать это, но ему все
было недосуг: отвлекали гораздо более интересные дела.
Сделав несколько снимков, я задержался возле могил и, стоя
на коленях, записывал кое-что для памяти. И тут случилось чудо: на кладбище
появилась Роуан Мэйфейр! Сначала в поле моего зрения возникла освещенная ярким
солнцем высокая фигура в ветровке и полинялых рабочих брюках из
хлопчатобумажной саржи, потом мне удалось разглядеть кое-какие детали: длинные
ноги, сверкающие волосы, свежий цвет лица без единой морщинки… Трудно было
поверить, что этой совсем еще юной на вид женщине уже стукнуло тридцать.
Она выглядела точно такой же, как на фотографиях многолетней
давности, и удивительно напоминала мне кого-то, но я не сразу понял, кого именно.
Ну конечно, дошло до меня наконец, Петира ван Абеля! Та же самая скандинавская
внешность, светлые волосы, светлые глаза… Во всем ее облике явственно ощущались
абсолютная независимость и редкостная сила характера.
Она остановилась всего в нескольких шагах от меня,
безусловно догадавшись, что я переписываю надпись с надгробия ее матери.
Деваться было некуда, и я заговорил первым. Не помню, что
именно я – в полной растерянности – лепетал в оправдание своего появления на
кладбище и интереса к могилам Элли и Грэма, но постепенно меня охватывало
ощущение исходящей от Роуан угрозы, точно такое же, как и во время встречи с
Кортландом много лет назад. Буквально на мгновение ее прекрасное лицо с
огромными серыми глазами превратилось в злобную маску, но тут же вновь приняло
прежнее холодно-бесстрастное выражение.
Я вдруг с ужасом осознал, что рассказываю ей что-то о
Мэйфейрах, о том, что встречался с ними в Новом Орлеане, таким образом пытаясь
объяснить, почему теперь оказался здесь, возле надгробного камня Элли. Хуже
того, я предложил Роуан отправиться куда-нибудь выпить и поговорить о прошлом
ее семьи. Боже! А что, если она согласится?
Но Роуан молчала. Она стояла, не произнося в ответ ни слова
– во всяком случае, вслух – и тем не менее явственно давая понять, что
непонятное для нее самой мрачное, ужасное и болезненное ощущение не позволяет
ей принять мое приглашение. И вдруг непроницаемая завеса, скрывавшая то, что
таилось в самой глубине ее сознания, словно приоткрылась, и я увидел перед
собой растерянную, охваченную горем и страданием женщину – живое воплощение
такой всепоглощающей боли, с какой мне никогда прежде не доводилось еще
столкнуться.
Я понял, что она знает о своей способности убивать, о том,
что она, Роуан Мэйфейр, совершенно не похожа на всех остальных людей, и это
знание заставляет ее отгородиться от мира глухой стеной и оставаться заживо
погребенной внутри собственного «я».
Возможно, я ошибся, и то, что минуту назад отразилось на ее
лице, отнюдь не было злобой. Но… Так или иначе, все было кончено. Роуан
повернулась, чтобы уйти. Зачем она приходила, что намеревалась делать на
кладбище, навсегда останется для меня загадкой.
Я поспешно достал и вложил в руку Роуан свою визитную
карточку. Однако она тут же вернула ее. В этом жесте не было ни резкости, ни
гнева, ни какого-либо иного чувства – чисто машинальное движение. Исчезло и
ощущение исходящей от нее угрозы. Роуан словно вдруг потухла, как если бы
невидимая рука повернула скрытый где-то выключатель, и напряженной походкой
двинулась прочь.
Потрясенный, я смотрел ей вслед, пока она спускалась по
склону холма к оставленному на дороге зеленому «ягуару».
Ни разу не оглянувшись, она села в машину и захлопнула
дверцу седана. Послышался рокот мотора, автомобиль вздрогнул и тронулся с
места.
Испытывал ли я какие-либо болезненные ощущения? Чувствовал
ли, что вот-вот готов умереть? Ничего подобного! И в то же время отныне я
твердо знал, на что она способна. Роуан сама дала мне это понять. Но почему?
Такие мысли преследовали меня всю обратную дорогу, и в отель
я приехал совершенно растерянным, так и не найдя ответа на столь важный вопрос
и потому приняв единственно приемлемое в тот момент решение: пока никаких
действий не предпринимать.
Чуть позже мы вновь встретились с Гандером.
– Продолжайте наблюдения, – сказал я. –
Постарайтесь не выпускать Роуан из виду и немедленно сообщайте мне о малейших
свидетельствах того, что она пользуется своим даром.
– Вы не намерены встретиться с ней? – удивился
Оуэн.
– Во всяком случае, не в ближайшее время. Мне трудно
вам сейчас объяснить мотивы, но встреча не состоится до тех пор, пока не
произойдет одно из двух: либо Роуан – намеренно или случайно – лишит жизни
кого-то еще, либо в Новом Орлеане умрет ее мать и Роуан решит вернуться домой.
– Эрон, это безумие! Вы должны с ней встретиться! Разве
можно ждать ее возвращения в Новый Орлеан? Послушайте, старина, за последние
годы вы успели многое рассказать мне о Роуан Мэйфейр – не все, конечно, но и
этого вполне достаточно, чтобы понять: более мощного экстрасенса в этом
семействе еще не было. Вполне возможно, не было и более могущественной ведьмы.
Кто поручится, что после смерти ее матери Лэшер упустит свой шанс? Неужели этот
вечный призрачный спутник Мэйфейров не появится возле Роуан?
Откровенно говоря, я не знал, что ответить. Единственное
возражение Оуэну было известно: до сих пор мы не имели ни единого свидетельства
о присутствии Лэшера рядом с Роуан.
– Уверен, он просто выжидает, – продолжал
Гандер. – Та женщина еще жива, и изумруд находится у нее. Но как только
она умрет, реликвия перейдет к Роуан. Насколько я помню, такова семейная
традиция.
Я позвонил в Лондон Скотту Рейнольдсу. Он уже не глава
ордена, но наряду со мной по-прежнему остается наиболее знающим и компетентным
экспертом во всем, что касается Мэйфейрских ведьм.
