– Совершенно согласен с Оуэном, – сказал
Скотт. – Вы должны встретиться с ней. Непременно. Уверен, что в глубине
души вы понимаете необходимость прямого контакта, и подтверждением тому ваше
поведение на кладбище – совершенно правильное, надо сказать.
– Нет, – возразил я, – неоправданно
опрометчивое.
– Эрон, эта женщина талантливый и добросовестный врач.
И в то же время она способна убивать на расстоянии. Неужели вы полагаете, что
она делает это сознательно и с радостью? Однако…
– Однако что?
– Если она знает о своем даре, прямой контакт с ней
весьма опасен. Признаюсь, на вашем месте я тоже не знал бы, как поступить.
Еще раз обдумав ситуацию, взвесив все «за» и «против», я
все-таки принял решение не встречаться с Роуан. Все сказанное Гандером и Рейнольдсом
справедливо, но относится к области догадок и предположений. Насколько
осознанными были убийства, мы не знаем. Возможно, доктор Мэйфейр не несет
прямой ответственности ни за одну из шести смертей.
Кроме того, мы не могли быть уверены в том, что изумруд
когда-либо перейдет в руки Роуан Мэйфейр, равно как и в том, что она вернется в
Новый Орлеан. И у нас не было фактов, подтверждающих ее способность видеть
призраков или способствовать материализации Лэшера… Да, конечно, предполагать
можно все, что угодно, но… предположения это всего лишь предположения, не
более…
Упрямые факты говорили иное. Мы имеем дело с блестящим
хирургом, ежедневно спасающим человеческие жизни. С женщиной, которой пока не
коснулось темное облако, висящее над особняком на Первой улице. Фактом остается
и то, что она обладает даром убивать на расстоянии и может – сознательно или
непреднамеренно – воспользоваться им в любой момент. Если это произойдет, наша
встреча станет неизбежной.
– Значит, вы будете ждать следующего покойника? –
саркастически уточнил Оуэн.
– Надеюсь, покойников такого сорта больше не
будет, – сердито откликнулся я. – И потом, если она даже не
подозревает о своем даре, то едва ли поверит и нам.
– Предположения… – вздохнул Оуэн. – Опять
одни только предположения…
Итоговые заметки
По данным на январь 1989 года, Роуан Мэйфейр продолжает
успешно работать в университетской клинике, творя чудеса за операционным
столом, и, судя по всему, еще до конца года будет принята в штат отделения
нейрохирургии в качестве лечащего врача-ординатора.
В Новом Орлеане Дейрдре Мэйфейр все так же сидит в своем
кресле-качалке, устремив бессмысленный взгляд на запущенный, заросший сорняками
сад. Последнее сообщение о появлении «рядом с ней симпатичного молодого
человека» – Лэшера – мы получили всего лишь две недели назад.
Карлотте Мэйфейр уже почти девяносто. Волосы ее совсем
поседели, хотя прическа остается неизменной вот уже пятьдесят лет.
Молочно-белая кожа и опухшие лодыжки – тоже своего рода свидетельства возраста.
Однако голос Карлотты по-прежнему тверд, в чем ежедневно имеют возможность
убедиться служащие ее офиса. Карлотта проводит там четыре часа, потом берет
такси и возвращается домой. Иногда она позволяет себе ленч в кругу более
молодых коллег.
По воскресеньям Карлотта Мэйфейр посещает мессу, причем до
часовни всегда идет пешком. Соседи неоднократно выражали готовность отвезти ее
туда – как, впрочем, в случае необходимости и в любое другое место – на машине,
но она каждый раз отказывалась, говоря, что предпочитает прогуляться по свежему
воздуху, ибо это полезно для здоровья.
Когда осенью 1987 года умерла сестра Бриджет-Мэри, Карлотта
присутствовала на погребальной церемонии. Ее сопровождал Джеральд Мэйфейр,
правнук Клэя. Говорят, она очень благоволит к этому молодому человеку и
намеревается именно ему поручить заботу о Дейрдре, в случае если Богу будет
угодно, чтобы она, Карлотта, предстала перед ним раньше.
Насколько нам известно, Роуан Мэйфейр по-прежнему не знакома
ни с кем из своих родственников и ничего не знает о прошлом своей семьи.
– Элли всегда боялась, что настанет день, когда Роуан
захочет выяснить, кто ее настоящие родители, – совсем недавно рассказывала
Гандеру одна из приятельниц Элли. – Мне кажется, за всем этим стоит
какая-то страшная семейная тайна. Элли не вдавалась в подробности и только
однажды сказала, что девочку необходимо любой ценой оградить от прошлого.
Что касается меня, то я готов наблюдать и ждать сколько
потребуется, ибо чувствую себя в долгу перед Дейрдре. Тот факт, что она не
собиралась отказываться от дочери, совершенно очевиден, равно как не подлежит
сомнению и ее желание обеспечить Роуан в будущем нормальную и счастливую жизнь.
Бывают моменты, когда я с трудом подавляю в себе желание уничтожить досье
Мэйфейрских ведьм, ибо ни одна другая работа не принесла нам столько боли и
страдания, не заставила столкнуться с такой вопиющей жестокостью. Конечно, я
понимаю, что такой поступок совершенно недопустим. Руководство Таламаски
никогда не даст на это согласия, а за своеволие прощения мне не будет.
Вчера вечером я завершил черновой вариант заключительных
заметок, а ночью увидел во сне Стюарта Таунсенда, с которым при его жизни мне
довелось встретиться лишь однажды, когда я был еще мальчиком. Мне приснилось,
что он пришел в мою комнату и очень долго говорил со мной, однако утром я смог
вспомнить лишь его последние слова: «Ты понимаешь, о чем я говорю? Все
предопределено и спланировано».
Он был очень недоволен мною.
– Я не понимаю! – воскликнул я и проснулся,
разбуженный собственным криком. Я огляделся и с удивлением увидел, что в
комнате, кроме меня, никого нет, что беседа со Стюартом была только сном.
Но я действительно многого не понимаю. Не понимаю, почему
Кортланд пытался убить меня. Ради чего такой человек, как он, решился
прибегнуть к столь крайней мере? Я не знаю, что на самом деле случилось со
Стюартом. Не знаю, почему Стелла в отчаянии умоляла Артура Лангтри увезти ее из
особняка на Первой улице. А что сделала Карлотта с Антой? Правда ли, что
Кортланд – отец Стеллы, Анты и дочери Дейрдре? Вопросы, вопросы, вопросы…
Ответов на них я не знаю до сих пор.
Однако в одном я совершенно уверен. Настанет день, когда
Роуан Мэйфейр, несмотря на клятву, данную ею Элли, вернется в Новый Орлеан. И
если это произойдет, она захочет узнать правду. Боюсь, что я единственный – мы
все в Таламаске единственные в своем роде, – кто сможет в полном объеме
поведать ей печальную повесть – историю семейства Мэйфейр.
Эрон Лайтнер,
Таламаска,
Лондон,
15 января 1989 г.
