Не то из упрямства, не то из безграничного любопытства Роуан
еще раз медленно обвела взглядом комнату. Бархат портьер заметно потерся, а
кое-где зиял дырами; ковер на полу во многих местах давно утратил ворс, и
теперь там отчетливо были видны нити основы; от матерчатой обивки стульев с
резными спинками исходил запах застарелой пыли – впрочем, этим запахом,
казалось, было пропитано здесь абсолютно все.
Но к нему примешивался и другой аромат, пробудивший в Роуан
воспоминания о лесе, о ярком солнце и, как ни странно, о Майкле, –
восхитительный аромат старого, прогретого за день дерева. Майкл, опытный
столяр-краснодеревщик, понял бы ее сейчас как никто. Особую прелесть этой смеси
запахов придавал и слабый аромат восковых свечей.
Люстра под потолком не горела, но в гранях ее хрустальных
подвесок причудливо преломлялись отблески света.
– Она требует слишком частой смены свечей, –
объяснила Карлотта. – А я уже слишком стара, чтобы забираться так высоко.
Да и Эухения тоже. – Она коротко кивнула головой куда-то в сторону.
Роуан вздрогнула и обернулась. Только сейчас она заметила в
темном дальнем углу призрачно вырисовывающуюся фигуру чернокожей служанки с
коротко стриженными волосами и желтоватого оттенка глазами. Женщина стояла в
густой тени, поэтому разглядеть какие-либо детали было практически невозможно.
Роуан видела только заляпанный пятнами передник и сложенные на нем руки.
– Ты можешь идти, милая, – обратилась к служанке
Карлотта. – Если, конечно, моя дорогая родственница не пожелает
чего-нибудь выпить. Но у тебя ведь нет такого желания, Роуан? Или я ошибаюсь?
– Нет-нет, спасибо, мисс Мэйфейр, мне ничего не
нужно, – поспешила отказаться Роуан.
– Зови меня Карлоттой или Карл – как тебе удобнее.
Слишком много среди нас мисс Мэйфейр.
Старая негритянка обогнула стол, прошла мимо камина и
скрылась за дверью, ведущей в холл. Карлотта проводила ее взглядом, словно,
прежде чем продолжить разговор, хотела убедиться в том, что они с Роуан
остались одни.
Неожиданно послышавшийся шум показался Роуан знакомым, хотя
она никак не могла сообразить, что именно могло его вызвать. Потом раздался
лязг захлопывающейся двери и следом – глухой рокот мотора, как будто некая
машина в глубине дома тащила что-то очень тяжелое.
– Это же лифт, – прошептала Роуан.
Карлотта внимательно прислушивалась к доносившимся извне звукам.
В обрамлении пышных волос ее изрезанное морщинами лицо показалось Роуан
сморщенным и слишком маленьким. Тихий щелчок остановившегося лифта вывел
старуху из оцепенения, она повернулась и жестом указала Роуан на стул, одиноко
стоявший возле длинной стороны стола.
Роуан прошла и заняла предложенное место, спиной к
выходившим в сад окнам. Чуть повернув стул, она оказалась лицом к лицу с
Карлоттой, а когда подняла взгляд повыше, то увидела еще один пейзаж – богатый
плантаторский дом с белыми колоннами на фоне невысоких округлых холмов.
К ее великому облегчению, стекла очков Карлотты уже не
отражали красных язычков пламени – они были чистыми и прозрачными. На мисс Карл
было темное платье с длинными, отделанными кружевом рукавами. В тонких
узловатых пальцах она сжимала обтянутую бархатом коробочку.
– Это принадлежит тебе, – сказала Карлотта и
резким движением толкнула коробочку по столу в сторону Роуан. – Этот
изумруд, и этот дом, и земля, на которой он стоит, и вообще все, что имеет
здесь хоть какую-нибудь ценность. Кроме того, теперь ты владеешь состоянием,
раз в пятьдесят, если не в сто, превышающим то, которым обладала прежде.
Откровенно говоря, его истинных размеров на сегодняшний день я не знаю. Но
прежде, чем ты вступишь в свои права, внимательно выслушай то, что я намерена
тебе рассказать.
Она на минуту умолкла и пристально взглянула молодой женщине
в лицо. В эти мгновения Роуан с особенной остротой ощутила ее неподвластность
времени – не только голос, но и вся манера поведения Карлотты не могли
принадлежать столь пожилому человеку. Впечатление было настолько сильным, что
внушало почти суеверный страх – как будто совсем юная душа загадочным образом
оказалась запертой в древнем теле и заставляла его действовать в абсолютном
несоответствии с внешним обликом.
– Нет, – словно в ответ на невысказанные мысли
Роуан откликнулась Карлотта, – я стара. Я и вправду очень стара.
Единственное, что до сих пор удерживало меня на этом свете и заставляло жить,
это ожидание ее смерти и того события, которое страшило меня больше
всего, – твоего приезда. Я надеялась, что у Элли впереди долгая жизнь, я
молилась, чтобы она смогла удерживать тебя вдали от этого дома еще многие и
многие годы, пока Дейрдре окончательно не сгниет в своей могиле и пока не
разорвется цепь. Но… Судьба распорядилась иначе. Элли умерла. И никто даже
словом не обмолвился мне о ее смерти.
– Такова была ее последняя воля, – сказала Роуан.
– Знаю, – со вздохом ответила Карлотта. –
Знаю. Но меня потрясло не то, что мне не пожелали сообщить о ее кончине. Ударом
стала сама ее смерть. Что ж. Чему быть – того не миновать.
– Она сделала все возможное, чтобы воспрепятствовать
моему приезду, – призналась Роуан. – Она заставила меня подписать
документ с обязательством никогда не возвращаться в Новый Орлеан. Но я нарушила
данное ей обещание.
Карлотта молчала.
– Мне очень хотелось сюда поехать, – пояснила
Роуан и уже совсем другим, почти умоляющим тоном спросила: – Ну почему, почему
вы так стремились удерживать меня как можно дальше отсюда? Неужели причина
столь ужасна и за всем этим скрыта какая-то страшная тайна?
Пожилая женщина, по-прежнему не говоря ни слова, изучающе
смотрела на Роуан.
– Ты сильная, – наконец прервала она
молчание. – Такая же сильная, как моя мать.
Роуан не ответила.
– У тебя ее глаза, – продолжала Карлотта. –
Кто-нибудь сказал тебе об этом? Или все они слишком молоды, чтобы помнить,
какой она была?
– Я не знаю.
– Расскажи мне, что ты успела увидеть ее
глазами, – настаивала мисс Карл. – Скажи, видела ли ты нечто такое,
чего не должна была видеть?
Роуан вздрогнула. В первое мгновение она решила, что
неправильно поняла вопрос. Но уже через секунду ее осенило: она вспомнила о
призраке, появившемся в доме той ночью, и о том странном сне в самолете, когда
некто невидимый осквернял ее своими прикосновениями.
