– Да, ты права, и я вновь ощущаю твой гнев, твою обиду
на меня за то зло, которое я, как ты считаешь, причинила твоей матери.
– Я вовсе не хочу злиться или обижаться на вас, –
тихо ответила Роуан. – Я только пытаюсь понять, почему меня увезли отсюда…
Карлотта вновь погрузилась в задумчивое молчание, поглаживая
рукой футляр с изумрудным кулоном. Потом пальцы ее сомкнулись на нем и замерли.
Роуан вспомнились вдруг сложенные руки Дейрдре, лежащей в гробу.
Она поспешно перевела взгляд на дальнюю стену комнаты, где
над камином была нарисована панорама бескрайнего неба.
– Но неужели мои слова не принесли тебе хоть некоторое
утешение? – спросила Карлотта. – Разве не мучил тебя все эти годы
вопрос, может ли еще кто-то подобно тебе читать чужие мысли или предвидеть
чью-то скорую смерть? И кто еще способен силой одного только гневного взгляда
заставить другого человека попятиться и бежать от тебя без оглядки? Посмотри на
эти свечи. Ты можешь приказать пламени погаснуть или вспыхнуть вновь. Так
попробуй же, сделай что-нибудь!
Однако Роуан не шелохнулась. Неотрывно глядя на язычки
пламени, она дрожала с головы до ног.
«Ах, если бы вы только могли знать, – думала она в тот
момент, – что я на самом деле могу с вами сделать…»
– А я знаю, ибо отчетливо ощущаю твою силу. Потому что
обладаю не меньшей силой сама – во всяком случае, я всегда была сильнее Анты и
Дейрдре. И только благодаря этому могла держать его в повиновении в этом доме и
не позволить расправиться со мной. Только благодаря этому я тридцать лет не
подпускала его к дочери Дейрдре. Заставь свечи погаснуть и зажги их вновь. Я
хочу видеть, как ты справишься с такой задачей.
– Нет. И прекратите свои игры. Скажите то, что должны и
хотели мне сказать. Перестаньте мучить меня, ведь я не сделала вам ничего
плохого. Объясните наконец, кто он и почему вы разлучили меня с родной матерью.
– Но я уже все объяснила. Я разлучила вас во имя твоего
спасения – только затем, чтобы удержать тебя вдали от него и от его проклятого
изумруда, от страшного наследия и благосостояния, основанного на насилии и
бесстыдном вмешательстве в личную жизнь. – Голос Карлотты звучал тихо, но
твердо. – Я разлучила вас, чтобы сломить волю Дейрдре, лишить ее опоры и
возможности общения с тобой, помешать ей каплю за каплей вливать в тебя свою
истерзанную страданиями душу и в минуты слабости и отчаяния превращать тебя в
послушную марионетку.
Буквально замороженная гневом, Роуан хранила молчание. Перед
ее мысленным взором возникла черноволосая женщина, покоящаяся в гробу. Она
вновь увидела старое Лафайеттское кладбище, но теперь оно было темным, пустым,
заброшенным…
– В течение тридцати лет ты росла и взрослела вдали от
этого дома и поселившегося в нем порока. И превратилась в сильную, независимую
женщину, стала врачом, хирургом, вызывающим восхищение коллег. И если тебе
доводилось воспользоваться своим даром, дабы причинить кому-либо зло, то
впоследствии, движимая праведным раскаянием и стыдом, ты совершала поистине подвиги
самопожертвования.
– Откуда вам все это известно?
– Я это вижу. Мои видения неотчетливы, но я способна
ощущать зло, таящееся в поступках других людей, хотя сами эти поступки часто
остаются скрытыми завесой вины и стыда. Тем не менее именно чувство вины,
раскаяние и стыд служат неоспоримым доказательством того, что неблаговидные
деяния все-таки имели место.
– Не понимаю, чего в таком случае вы добиваетесь от
меня. Признания? Однако, как вы сами заметили, я стремлюсь как можно скорее
исправить собственные ошибки, а если это невозможно, стараюсь совершить нечто
требующее неизмеримых усилий, прекрасное и полезное.
– Не убий, – едва слышно прошептала Карлотта.
Внезапная боль стрелой пронзила Роуан. Однако уже в
следующее мгновение она с ужасом осознала, что старуха просто издевается над
ней, и почувствовала себя совершенно беспомощной перед хитрыми уловками этой
женщины, которая с легкостью сумела добиться своей цели – воскресить в памяти
Роуан один из самых страшных моментов ее прошлого.
«Ты совершила убийство. В гневе и ярости ты отняла чужую
жизнь. И сделала это намеренно. Вот какова твоя истинная сила!»
Роуан еще глубже ушла в себя, стараясь как можно лучше
спрятать свои мысли. Она видела, как блеснули и вновь потухли плоские круглые
стекла очков, но уловить и постичь то, что таилось в спрятанных за ними темных
глазах, было практически невозможно.
– Ну, как тебе мой урок? – спросила Карлотта.
– Вы испытываете мое терпение, – ответила
Роуан. – Позвольте напомнить, что я не сделала вам ничего плохого. Я пришла
не затем, чтобы потребовать у вас ответа. Я не предъявила вам никаких
обвинений. Не заявила о своих правах ни на эту фамильную драгоценность, ни на
дом, ни на что-либо иное. Я приехала в Новый Орлеан, чтобы проститься с матерью
и проводить ее в последний путь. И переступила порог особняка только потому,
что вы сами меня сюда пригласили. И хотела лишь выслушать то, что вы
намеревались сказать. Но я не позволю вам и дальше играть со мной. Ни за какие
блага и секреты вселенной. И я ни капельки не боюсь вашего призрака, даже если
он переплюнет в постели самого архангела!
Карлотта вскинула брови, а потом вдруг рассмеялась, и этот
короткий мелодичный смешок прозвучал на удивление женственно.
– Отлично сказано, дорогая, – с улыбкой произнесла
она. – Семьдесят пять лет назад мама говорила мне, что греческие боги
зарыдали бы от зависти, увидев, как прекрасен он в постели. – Карлотта на
миг поджала губы и вновь улыбнулась. – Однако он никогда не запрещал ей
встречаться со смертными молодыми людьми. Кстати, она предпочитала мужчин того
же сорта, что нравятся и тебе.
– Элли и об этом вам рассказала?
– И много о чем еще. За исключением того, что больна…
Она и словом не обмолвилась, что умирает.
– Приближение смерти вызывает у людей страх. Они
остаются с нею один на один, потому что никто не может умереть вместо них.
Карлотта опустила взгляд и надолго застыла в задумчивости.
Потом рука ее вновь потянулась к коробочке, пальцы погладили нежный бархат.
Резким движением она щелкнула замком, откинула крышку и чуть повернула
коробочку на столе – так чтобы свет пламени упал на лежащий внутри изумрудный
кулон с золотой цепочкой. Драгоценный камень такой величины Роуан видела
впервые.
– Я уже давно мечтаю о смерти, – тихо заговорила
Карлотта, не сводя глаз со сверкающего изумруда. – И молю Бога, чтобы она
поскорее пришла.
