Она вновь обратила на Роуан оценивающий взгляд, и глаза ее
слегка расширились, а по лбу над седыми бровями пролегла глубокая морщина. Охваченная
печалью, Карлотта словно забыла о необходимости прятать свои мысли и эмоции и
на какой-то миг приоткрыла перед Роуан душу, таившую, как выяснилось, не только
злобу и хитрость.
– Идем. – Она тяжело поднялась со стула. – Я
должна кое-что тебе показать, а времени у нас, похоже, осталось не так уж
много.
– О чем вы? – шепотом спросила Роуан. Резкая
перемена в поведении старухи почему-то испугала ее. – И почему вы на меня
так смотрите?
Карлотта улыбнулась.
– Иди за мной, – сказала она. – И если тебя
не затруднит, возьми свечу. Кое-где лампы еще остались, но большинство давно
перегорели, да и старая проводка постепенно выходит из строя.
Аккуратно сняв со спинки стула свою палку, Карлотта
неожиданно уверенной походкой прошла мимо Роуан, которая следила за ней
удивленным взглядом, прикрывая ладонью колеблющееся пламя свечи.
Они вышли в полутемный холл, и вдруг Роуан вздрогнула и
остановилась. В тусклом свете один из висевших на стене портретов словно ожил,
и ей показалось, что изображенный на нем мужчина пристально смотрит прямо на
нее.
– В чем дело? – не оглядываясь, спросила Карлотта.
– Нет-нет, все в порядке… Просто мне показалось… –
Роуан внимательно смотрела на мастерски написанный портрет улыбающегося
темноглазого мужчины, явно очень старый, поскольку лак на нем сильно
потрескался.
– Что показалось?
– Не имеет значения… – Роуан двинулась дальше,
опять загородив рукой крохотный язычок пламени. – Свет упал так, что мне
вдруг показалось, будто человек на портрете шевельнулся.
Роуан остановилась рядом с Карлоттой, та обернулась и
пристально взглянула на портрет.
– Тебе предстоит столкнуться в этом доме с множеством
странностей, – сказала она. – Не удивляйся, если, войдя в пустую
комнату, увидишь вдруг там движущийся силуэт или встретишь устремленный на тебя
взгляд. – В голосе Карлотты не слышалось ни веселого ехидства, ни
злорадства – это был голос одинокой усталой женщины, задумчивый и
грустный. – Ты не боишься темноты?
– Нет.
– Ты хорошо видишь даже во мраке. – Последние
слова прозвучали не как вопрос, а как простая констатация факта.
– Да, гораздо лучше, чем большинство людей.
Карлотта вновь повернулась и направилась к высокой двери у
основания лестницы. Она нажала на кнопку, раздался глухой щелчок, и лифт
двинулся вниз. Как только он в последний раз дернулся и остановился, пожилая
женщина повернула ручку, открыла дверь и с трудом отодвинула закрывавшую вход
решетку.
Внутри кабины тускло горела лампочка. Роуан увидела давно
потемневшую обивку на стенах и вытертый коврик, покрывавший пол.
– Закрой дверь, – попросила Карлотта. –
Кстати, тебе не помешает заодно научиться пользоваться тем, что отныне тебе
принадлежит, – добавила она, после того как Роуан молча выполнила просьбу.
От одежды Карлотты исходил сладковатый, тяжелый запах
каких-то духов – похоже, это были «Шанель» – и пудры. Старуха нажала на
маленькую черную кнопку справа от себя, лифт дернулся и быстро поехал вверх.
Скорость подъема и несомненная мощь мотора удивили Роуан.
В коридоре второго этажа было еще темнее, чем внизу, но
заметно теплее. Закрытые ставни окон и запертые двери не пропускали сюда ни
единого лучика уличного света. Маленький язычок свечи выхватывал из мрака белые
панели дверей и уходящую вверх лестницу в самом конце коридора.
– Сюда. – Карлотта открыла одну из дверей по левой
стороне и вошла первой, глухо постукивая палкой о толстый ковер на полу
комнаты.
Роуан увидела темные шторы, такие же ветхие, как и в
столовой, и узкую деревянную кровать с высоким резным балдахином, украшенным
изображением орла. Аналогичный рисунок был вырезан и на спинке кровати.
– На этой кровати умерла твоя мать, – сказала
Карлотта.
Бросив взгляд на голый матрас, Роуан заметила на нем большое
пятно, странно, почти ослепительно блестевшее в темноте. Тараканы! Роуан едва
не лишилась чувств от отвращения. Черные твари, деловито облепившие пятно,
бросились врассыпную, как только она подошла и поднесла ближе свечу.
Но Карлотта, погруженная в собственные мысли, казалось, не
замечала, сколь отвратительно это зрелище.
– Неслыханно! – воскликнула Роуан. – Кто-то
должен навести здесь порядок!
– Наводи, если хочешь. Теперь это твоя комната.
Духота и жуткая картина, представшая глазам, лишили Роуан
сил. Она попятилась к двери и прислонилась лбом к косяку.
– Что еще вы хотите мне показать? – Голос ее
прозвучал почти спокойно.
«Умерь свой гнев, – уговаривала себя Роуан, окидывая
взглядом обшарпанные стены и маленький ночной столик, заставленный гипсовыми
фигурками и свечами. – Боже, как здесь мрачно, грязно, отвратительно! Умереть
здесь! В этой грязи! В полном забвении!»
– Нет, не в забвении, – возразила Карлотта. –
А что касается обстановки и всего остального… Она давно уже не обращала
внимания на то, что ее окружало. Если не веришь, почитай записи врачей в ее
медицинской карте. – С этими словами она вышла из комнаты и направилась к
лестнице. – Подниматься придется пешком. Лифт работает только до второго
этажа.
«Моли Бога, чтобы в будущем тебе не понадобилась моя
помощь», – мысленно бросила ей вслед Роуан. Ей не хотелось даже касаться
этой старухи. В полном смятении она пыталась собраться с мыслями, но
чувствовала, что вот-вот может упасть в обморок от царящей повсюду духоты и
затхлой вони, пропитавшей, казалось, всю ее одежду, волосы и даже кожу.
Карлотта медленно, но вполне уверенно преодолевала ступеньку
за ступенькой.
– Следуй за мной, Роуан Мэйфейр, – приказала она,
не оборачиваясь. – Здесь без свечи не обойтись. Старые газовые лампы давно
отключены.
Между первым и вторым, более коротким, маршами лестницы была
небольшая площадка. По мере подъема воздух становился все теплее и теплее, и
когда они наконец достигли третьего этажа, впечатление было такое, что здесь
годами скапливалась жара.
Сквозь ничем не занавешенное окно справа от Роуан проникал
белесый свет уличного фонаря.
На этом этаже было всего две двери – одна прямо перед ними,
другая слева. Ее-то и открыла Карлотта.
– Там на столе должна быть масляная лампа, –
сказала она. – Зажги ее.
