Возле входной двери возник какой-то шум, и в холл вошли двое
чернокожих парней. Оказалось, они приехали, чтобы забрать бабушку Эухению.
Майкл отправился наверх, чтобы помочь ей собраться. Райен и Пирс наклонились и
по очереди коснулись поцелуем щеки Роуан. Как будто с покойницей простились,
подумалось вдруг ей. Но тут же она поняла, что не совсем права: скорее, они
целовали покойников так же, как целовали живых.
За поцелуем последовали теплые рукопожатия, вспыхнувшая на
прощание в полутьме белоснежная улыбка Пирса, обещание позвонить на следующий
день, чтобы встретиться за ленчем и все обсудить, и так далее, и так далее…
Послышался шум спускающегося лифта… В некоторых фильмах люди
спускались в лифте в самое пекло ада…
– У вас есть свой ключ, Эухения. Приходите завтра,
послезавтра… В общем, когда захотите или когда вам что-то понадобится. Кстати,
милая, как насчет денег? Вам нужны деньги?
– Я получила все, что мне положено, мистер Майк.
Спасибо за все, мистер Майк.
– Мы вам очень благодарны, мистер Карри, – сказал
один из парней, тот, что помоложе. Речь его была правильной, чувствовалось, что
юноша получил неплохое образование.
В дом вернулся полицейский. Судя по всему, он остался стоять
возле входной двери, потому что Роуан с трудом могла расслышать его слова.
– Да, Таунсенд… Паспорт, бумажник… Да, все на месте… В
кармане рубашки…
Звук закрывающейся двери. Темнота. Тишина. Шаги Майкла в
холле.
– Ну вот, мы наконец остались с тобой вдвоем. Больше в
доме никого нет, – сказал он, остановившись в проеме двери в столовую.
Роуан промолчала.
Майкл достал сигарету и запихнул пачку обратно в карман.
Наверное, нелегко делать это в перчатках, но, похоже, Майклу они не мешали.
– Что скажешь? Не пора ли и нам убраться к чертовой
матери из этого дома? Во всяком случае, на сегодняшнюю ночь.
Он постучал сигаретой по стеклу наручных часов, чиркнул
спичкой, и его голубые глаза, оглядывающие росписи на стенах столовой,
сверкнули в ярком свете внезапно вспыхнувшего огонька.
Какими все же разными могут быть голубые глаза! И неужели
его черные волосы могли так быстро отрасти? Или все дело в теплом и влажном
воздухе юга, который заставлял их виться, и оттого они казались более густыми?
Тишина звенела в ушах. В доме действительно не осталось
никого, кроме них двоих. Он был в полном распоряжении Роуан, и все, что в нем
находилось, словно застыло в ожидании. Но ей претила даже мысль о том, чтобы
прикоснуться хоть к чему-нибудь. Все эти шкафы, комоды, горки, баночки и
коробочки принадлежали не ей – они были собственностью умершей женщины и
казались Роуан липкими, вонючими, такими же ужасными, как их прежняя владелица.
Роуан продолжала неподвижно сидеть в столовой, не находя в себе сил, чтобы встать,
подняться по лестнице, открыть дверцу хоть одного из шкафов…
– Его звали Таунсенд? – наконец спросила она.
– Да, Стюарт Таунсенд.
Майкл с минуту раздумывал, потом смахнул с губы крошку
табака и переступил с ноги на ногу.
«Боже, как он все-таки хорош! – подумалось
Роуан. – Ну просто образец мужской красоты! И как безумно эротичен!»
– Я знаю, кем он был. – Майкл тяжело
вздохнул. – Эрон Лайтнер… Ты помнишь его? Так вот, Лайтнеру известно все
об этом человеке.
– О чем ты? Я не понимаю.
– Ты предпочитаешь разговаривать здесь? – Майкл
обвел взглядом комнату. – За воротами стоит машина Эрона.
Мы можем вернуться в отель или поехать в центр, посидеть
где-нибудь.
Он восторженно рассматривал лепнину на потолке, великолепные
люстры. В его восхищении убранством особняка в столь трагический момент было
нечто неприличное, и Майкл чувствовал себя виноватым, но не считал необходимым
скрывать свои эмоции от Роуан.
– Это тот самый дом? – спросила она. – Тот, о
котором ты мне рассказывал в Калифорнии?
– Да, он самый. – Майкл перевел взгляд на Роуан и
с печальной улыбкой кивнул. – Тот самый дом, точно.
Он сбросил в ладонь пепел с кончика сигареты, потом
медленным шагом прошел к камину. Его тяжелая походка, каждое движение были
невероятно эротичными, и Роуан, словно завороженная, следила, как он стряхивает
в пустое чрево камина мельчайшие сероватые частички.
– А что ты имел в виду, говоря, что мистеру Лайтнеру
известно все об этом человеке?
Майкл выглядел смущенным. Безумно сексуальным и в то же
время крайне смущенным. Он нервно затянулся и с тревогой, как будто в
нерешительности, оглядел комнату.
– Лайтнер принадлежит к одной организации, –
наконец сказал он, потом порылся в кармане рубашки, вытащил оттуда маленькую
картонку и положил ее на стол перед Роуан. – Они называют эту организацию
орденом. Но никакого отношения к религии их деятельность не имеет. Орден имеет
собственное название «Таламаска».
– Что-то вроде общества любителей черной магии?
– Нет, ни в коем случае.
– Но старуха говорила мне…
– Это ложь. Они верят в существование черной магии. Но
сами ею не занимаются.
– О, вранья в ее словах было немало. Справедливости
ради надо признать, что многое из того, о чем она рассказывала, правда, но
зерна истины буквально тонули в потоке злобы, ненависти и отвратительной
лжи. – Роуан вздрогнула и поежилась. – Меня почему-то бросает то в
жар, то в холод, – пожаловалась она. – Знаешь, а я ведь уже видела
точно такую же визитку. Лайтнер сам дал ее мне, еще в Калифорнии. Он говорил
тебе, что мы встречались с ним там?
– Да. У могилы Элли, – кивнул Майкл.
– Подожди, но как же это возможно? Я имею в виду, что
он твой друг и что он знает, кем был человек, найденный в мансарде. Господи,
Майкл, я так устала от всего, что, кажется, вот-вот закричу и никогда не смогу
остановиться. И если ты сейчас же мне не расскажешь… – Она не закончила
фразу. – Извини, я сама не знаю, что говорю…
– Этот человек… Таунсенд… – Майкл говорил
медленно, осторожно подбирая слова. – Он был членом ордена. Он приехал
сюда в 1929 году в надежде… установить контакт с семейством Мэйфейр.
– Зачем?
– Они вели наблюдения за этой семьей в течение трехсот
лет и составляли досье… Тебе, наверное, трудно понять, но…
– И то, что этот человек стал твоим другом, лишь
случайное совпадение?
