Они направились в глубь сада, каким-то чудом находя среди зарослей
вымощенные плитняком дорожки. Огромные, острые, как лезвия ножей, листья
банановых деревьев царапали лица.
Слабо освещенные окна кухни скрылись за густой зеленью
кустов. Вокруг царила кромешная тьма.
Они поднялись по каким-то каменным ступеням, и в нос ударил
запах водорослей и мокрой травы – так обычно пахнут болота. Роуан догадалась,
что перед ними пруд. Он сильно зарос, и открытыми оставались лишь крохотные
участки его поверхности – они едва заметно поблескивали во тьме. Время от
времени черная масса водорослей вздрагивала и внутри ее вспыхивали какие-то
искорки. То тут, то там раздавалось кваканье лягушек До слуха Роуан донесся
звук льющейся воды – как будто пруд пополнялся водой из фонтанов. Прищурившись,
она сумела разглядеть кончики труб, из которых сочились и падали вниз тонкие,
посверкивавшие струйки.
– Его построила Стелла, – пояснил Майкл. –
Это бассейн. Пятьдесят лет назад он выглядел совсем иначе, а теперь природа
вернула себе то, что всегда ей принадлежало.
Голос его был печален. Так звучит голос человека, который
неожиданно для себя нашел подтверждение чему-то, во что прежде отказывался
поверить. Произнесенное Майклом имя поразило Роуан – она вспомнила, как впервые
услышала его от Элли, когда та бредила незадолго до смерти: «Лицо Стеллы в
гробу казалось таким прекрасным…»
Тем временем Майкл отвернулся от бассейна и теперь смотрел
на фасад дома. Проследив за его взглядом, Роуан увидела высокий фронтон
верхнего этажа, каминные трубы на фоне неба и отсветы не то луны, не то звезд в
прямоугольниках окон комнаты в мансарде, где умер тот человек – Таунсенд – и
где бедняжка Анта пыталась спрятаться от Карлотты. А потом она упала вниз, на
плиты перед домом… череп раскололся… серое вещество мозга и кровь растеклись по
поверхности камня…
Роуан обхватила Майкла руками за талию, сомкнув пальцы на
спине, крепко прижалась к нему и буквально повисла на нем всей тяжестью,
устремив взгляд в ночное небо с уже бледнеющими, но все еще отчетливо видными
звездами.
И вдруг ее словно опять накрыло темное облако зла –
вспомнилось выражение, застывшее на мертвом лице старухи, на память пришли ее
последние слова… Потом перед глазами Роуан возникло лицо Дейрдре, утопающее в
складках сверкающего шелка, спокойное, умиротворенное, как будто Дейрдре просто
уснула в гробу…
– Что с тобой, дорогая? – встревоженно спросил
Майкл.
Роуан прижалась щекой к его груди и отчетливо услышала в
глубине тихое биение его сердца. Чувствуя, что Роуан вся дрожит, Майкл в свою
очередь стиснул ее руками. Его почти болезненно сильные объятия принесли ей
успокоение и доставили невыразимое удовольствие.
Трудно было поверить, что всего в нескольких шагах от этих
почти непроходимых зарослей, где в траве квакают лягушки, а в ветвях деревьев
кричат ночные птицы, светятся огнями улицы большого города, по которым
проносятся машины, что там, за густой завесой влажной зелени, стоят другие дома
и живут другие люди…
– Я люблю тебя, Майкл, – прошептала Роуан. –
Боже, как я тебя люблю!
И все же ей никак не удавалось рассеять чары зла, вырваться
из их плена. Они мерещились ей повсюду: и в темном ночном небе, и в листве
огромного дерева над головой, и в черноте воды, и в буйстве заполонивших все
сорняков… Но это зло таилось не где-то вовне – оно было неотъемлемой частью ее
самой. И виной тому не только воспоминания о злобной старухе и ее страшных
преступлениях. Нет, все гораздо сложнее: она всегда ощущала в себе его
присутствие. Усилия Элли оказались тщетными, изначально обреченными на провал,
ибо Роуан с давних пор не покидало предчувствие, что в ее жизни есть некая
ужасная, невообразимо огромная тайна и что настанет день, когда эта великая
тайна откроется и затмит собою весь мир. Она будет постепенно приподнимать одну
завесу за другой, позволяя проникнуть в свои глубины…
События прошедшего долгого дня, проведенного в по-старинному
гостеприимном, наполненном ароматами южном городе, и даже откровения старухи
станут лишь началом прозрения.
«И эта великая тайна берет свое начало и черпает силу там
же, где лежат истоки моей силы: в добре и зле. Ибо на самом деле эти понятия
неразделимы…»
– Роуан, позволь мне увезти тебя отсюда, – прервал
ее размышления Майкл. – Нам давно уже следовало уехать. Это моя вина…
– Не беспокойся. Разве важно, здесь мы или в любом
другом месте? – шепотом ответила она. – А здесь так хорошо… Тихо,
темно и удивительно красиво. – Роуан вздохнула и вновь явственно ощутила
уже знакомый аромат ночного жасмина – так, кажется, назвала его старуха. –
Какой чудесный запах, Майкл! Ты его чувствуешь?
– Это запах летних ночей в Новом Орлеане. Запах
беспечных прогулок в одиночестве, когда ты можешь позволить себе ни о чем не
думать, а просто бродить по улицам, насвистывая любимые мелодии и постукивая
палкой по железным перекладинам оград… – Майкл помолчал немного, потом
наклонился к самому лицу Роуан и заговорил совсем о другом: – Роуан, что бы ни
случилось, прошу: никогда не отказывайся от этого дома. Даже если тебе придется
уехать из него навсегда, даже если ты возненавидишь его, никогда не отдавай его
в другие руки – тем, кто не будет его любить. Он слишком прекрасен! Он должен
выстоять и выжить в любых обстоятельствах. Так же, как и мы.
Роуан не ответила. Даже себе самой она не хотела
признаваться в том, что ее постоянно мучает страх. Ее пугали мысли о возможной
утрате всего, что когда-то могло принести утешение, о том, что им не суждено
выжить. Перед ней вновь возникло лицо старухи, его выражение в тот момент,
когда она предложила Роуан «разорвать цепь». Да, старуха сделала выбор и
пыталась разорвать цепь, но только по-своему: ее оружием стали насилие, злоба и
холодность души. Тем не менее она была уверена, что все ее деяния и помыслы
чисты и должны служить на благо Роуан. Подумать только! Старуха говорила об
этом в мансарде, где много лет назад по ее вине мученически умирал завернутый в
ковер и связанный цепями человек, в то время как в нижних комнатах особняка
жизнь продолжалась как ни в чем не бывало! Она говорила об этом, стоя возле
останков несчастного, которые пролежали возле камина вплоть до сегодняшнего
дня!
– Пойдем отсюда, любовь моя, – сказал Майкл. –
Я настаиваю. Пора вернуться в отель и отдохнуть.
– Давай прогуляемся пешком, Майкл. Ты не возражаешь?
– Конечно нет, дорогая. Если тебе хочется…
Ключей от особняка у них не было. Оставив там все как есть,
даже не выключив свет, они прошли по дорожке и прикрыли за собой ржавую створку
ворот.
