– Мне страшно подумать о том, что случилось с Карен Гарфилд, –
чуть хриплым шепотом сказала она. – Ужасно! Что касается Лемле… Он был
болен, и давно. Еще за год до того, как это случилось, у него был инфаркт. Так
что с ним вопрос до конца не ясен. Но Карен… Смерть Карен Гарфилд целиком и
полностью на моей совести. Но все произошло именно потому, что я не знала…
– Успокойся, я понимаю, – тихо сказал Майкл.
Роуан опять замолчала, на этот раз надолго. В ней явственно
ощущалась какая-то внутренняя борьба, лишавшая ее душевного равновесия, и,
когда она заговорила вновь, тон был усталым и несколько раздраженным:
– Существовала и третья причина, заставившая меня
просить Эрона о встрече.
– Какая?
– Я не могу войти в контакт с темноволосым призраком, а
значит, не могу контролировать его действия. Он до сих пор не появился. И
возможно, не появится вообще…
– Но ты уже видела его! Скорее всего, он теперь ждет
приглашения от тебя.
Роуан задумчиво крутила ниточку, торчавшую из шва на рукаве
рубашки.
– Проблема в том, что я не испытываю к нему ничего,
кроме враждебности. Ни единого доброго чувства. Все время, что я провела здесь
в одиночестве, я звала его и в то же время боялась его и ненавидела… –
Поймав на себе озадаченный взгляд Майкла, она добавила: – Вполне возможно, он
несколько перестарался…
– Ты имеешь в виду, когда трогал тебя?
– Нет. Я имею в виду себя саму. Он перестарался, создав
медиума, которого не в силах ни соблазнить, ни свести с ума. Подумай, Майкл!
Если я обладаю силой, позволяющей убить человека, существо из плоти и крови, то
как может моя ненависть отразиться на Лэшере?
– Понятия не имею, – признался Майкл.
Роуан откинула назад волосы. Руки ее заметно дрожали.
– Если я начинаю испытывать к кому-то неприязнь, то,
как правило, очень глубокую, – попыталась объяснить она. – И мнения
своего не изменяю. Именно такую неприязнь, скорее даже ненависть, я чувствую по
отношению к этому существу. Да, я помню, что ты говорил вчера о желании
поговорить с ним, поспорить, понять, чего он добивается… Но сейчас во мне есть
только ненависть и злость.
Майкл долго молчал, пристально вглядываясь в лицо Роуан и
чувствуя, как внутри его поднимается и заполняет каждую клеточку его существа
волна любви к этой удивительной женщине.
– Да, ты была права, – наконец сказал он. – Я
действительно плохо тебя знаю. Я очень люблю тебя, но, выходит, совершенно не
понимаю.
– Это потому, что ты живешь и думаешь сердцем. –
Роуан нежно коснулась его груди. – В этом причина твоей доброты и твоей
наивности. Но я не такая. Во мне заключено такое же зло, как и во всех, кто нас
окружает. Люди редко удивляют меня своими неблаговидными поступками. Злят,
выводят из себя – да. Но не удивляют.
Майкл отнюдь не считал себя наивным. Но спорить ему сейчас
не хотелось.
– Так вот, – продолжала Роуан, – после
многочасовых размышлений о том, что же представляет собой моя сила –
способность одним только мысленным проклятием разрывать кровеносные сосуды и
нести людям смерть, – я пришла к выводу, что если и могу использовать ее
во благо, то лишь для того, чтобы попытаться уничтожить это существо. Не
исключено, что для энергии, которой обладает Лэшер, моя сила окажется не менее
разрушительной, чем для любого живого организма.
– Мне такое и в голову не приходило!
– Каждый из нас должен думать своей головой. Я врач.
Прежде всего и в первую очередь я – врач. И только потом – женщина и личность
как таковая. И как врачу мне совершенно ясно, что это существо находится в
постоянной связи с нашим физическим миром. Следовательно, оно познаваемо –
познаваемо точно так же, как электричество было познаваемо еще в году этак
семисотом от Рождества Христова, хотя в то время никто и понятия о нем не имел.
Майкл кивнул:
– Его параметры… Ты вчера спрашивала о его параметрах.
И употребила именно это слово. Тебя интересует, обладает ли оно достаточной
плотностью, чтобы до него можно было дотронуться?
– Да. Как оно выглядит в момент материализации? Что
собой представляет? Ведь и моя сила тесно связана с физическим миром и
действует по его законам. Значит, я должна определить и ее параметры
тоже. – Гримаса боли вновь исказила лицо Роуан, но она сумела справиться с
эмоциями и продолжила, правда уже почти шепотом: – Эта сила – мой жизненный
крест. Точно так же, как сила, заключенная в твоих руках, стала жизненным
крестом для тебя. И нам придется научиться их контролировать, чтобы иметь
возможность самостоятельно решать, где и каким образом находить им применение.
– Согласен. Именно это нам и нужно.
– Я должна сказать тебе еще кое-что. Об этой старухе… О
Карлотте…
– Это не обязательно. Можешь ничего не говорить, если
не хочешь.
– Могу поклясться, что она знала… Предвидела, что все
так и случится. И потому сознательно провоцировала меня.
– Но почему?
– Это было частью ее дьявольского плана. Я голову
сломала, пытаясь понять ее замысел. Возможно, она хотела таким образом сломить
мою волю, лишить меня уверенности в себе? Она часто играла на чувстве вины,
чтобы разрушить личность Дейрдре. Вероятно, ту же тактику она использовала и
против Анты. Но я не собираюсь тратить время на разгадывание планов Карлотты.
Не этим нам следует сейчас заниматься. Старуха, Лэшер, твое видение… Без конца
думать только о них это все равно что ходить кругами по одному и тому же месту.
Так мы ни к чему не придем и ничего не добьемся.
– Мне кажется, я никогда не пойму, чего ты хочешь на
самом деле.
Майкл достал сигареты. Всего три штуки. Он протянул пачку
Роуан, но та отрицательно покачала головой.
– Настанет день, – сказала она, глядя Майклу в
глаза, – когда мы с тобой сядем за стол, будем пить хорошее белое вино,
пиво – все, что тебе будет угодно, и разговаривать. О Петире ван Абеле, о
Шарлотте, о Джулиене и обо всех остальных. Но сейчас не время для этого. Сейчас
я хочу отделить главное от второстепенного и реальность от мистики. И прошу
тебя сделать то же самое.
– Идея ясна, – откликнулся он, хлопая себя по карманам
в поисках спичек, пока наконец не вспомнил, что оставил их старику возле
церкви.
Роуан вытащила изящную золотую зажигалку и дала ему
прикурить.
– Суть в том, что, как только мы начинаем
сосредоточивать на них наше внимание, в головах возникает полнейший сумбур и мы
лишаемся способности действовать.
