В конце концов на потемневшем от старости холсте ему все же
удалось рассмотреть, что Джулиен стоит на крыльце этого самого особняка.
– Да, смотри, вон на той фотографии тоже Джулиен, но
уже с сыновьями, – откликнулась Роуан. – Тот, что к нему ближе
всех, – Кортланд, мой отец.
На фото, как и на портрете, Майкл увидел то же крыльцо,
однако люди, на нем стоящие, выглядели гораздо более веселыми.
Интересно, а что он увидит, если снимет сейчас перчатки и
коснется этих беззаботно улыбающихся лиц? Быть может, Дебора ждала от него
именно этого?
Майкл быстро отвернулся от фотографии и поспешил за Роуан,
которая ушла вперед. Ему нравилась ее стремительная и легкая походка, нравилось
смотреть, как разлетаются в такт шагам светлые волосы. Она была уже возле двери
в столовую и, обернувшись, поманила его за собой:
– Ты идешь?
В маленькой, с высоким потолком буфетной они обнаружили
целую коллекцию великолепного фарфора.
Здесь же хранилось великое множество столового серебра
прекрасной работы, включая старинные наборы с клеймами лучших английских
мастеров и выгравированной на обратной стороне заглавной буквой «М».
Как специалист по Викторианской эпохе, Майкл хорошо
разбирался в такого рода предметах и с легкостью мог определить назначение
практически каждого из них, будь то рыбные ножи, специальные вилки для вскрытия
устричных раковин, ложки для желе или какие-либо приспособления, которыми в
наше время уже не пользуются.
Серебряные шандалы, чаши для пунша, подносы и блюда для
хлеба и масла, старинные кувшины для воды, кофейники, чайники, графины… –
всего не перечислить. Стоило чуть посильнее потереть их пальцем, и на
потемневшей от времени поверхности появлялось сияющее пятно.
За стеклянными дверцами просторных горок прятались
хрустальные бокалы самых разнообразных форм и размеров, блюда и тарелки из
освинцованного стекла.
Все это богатство прекрасно сохранилось и требовало лишь
небольших усилий, чтобы вновь засиять во всем своем великолепии.
А вот льняные, отделанные кружевом скатерти и салфетки
пришли практически в полную негодность и покрылись черными пятнами плесени,
сквозь которые кое-где проглядывала все та же заглавная «М».
Рядом были аккуратно разложены костяные, золотые и
серебряные кольца для салфеток. Майкл внимательно рассмотрел некоторые из них.
Интересно, что обозначают эти буквы? «МБМ»… Неужели это Мэри-Бет Мэйфейр? Да,
скорее всего. А вот другие инициалы: «ДЖМ»… Наверное, Джулиен Мэйфейр. Майкл
поспешил положить кольца на место.
Длинные лучи послеполуденного солнца пронзали столовую и
освещали стены, отчего создавалась иллюзия, будто роспись на них вот-вот
оживет: в бескрайних полях огромных плантаций будет гулять ветер, а люди
вернутся к своим повседневным делам. Огромный овальной формы стол стоит на
своем месте в центре комнаты, наверное, уже более столетия, равно как и
выстроившиеся вдоль стен стулья с резными спинками в стиле Томаса Чиппендейла.
«Как чудесно смотрится Роуан в таком интерьере! – отметил про себя Майкл. –
Неужели в самом скором времени мы с ней будем обедать здесь вдвоем, при
свечах?»
– Да, – словно в ответ на его мысли шепотом
произнесла Роуан. И еще раз повторила: – Да.
Стеклянной посуды, хранившейся в официантской, хватило бы
для сервировки королевского банкета: тончайшие бокалы и тяжелые стаканы с
толстым дном, рюмки и стопки – для шерри и бренди, для шампанского и
вина… – словом, для любого случая и любых напитков.
И все это несметное богатство, казалось Майклу, как будто
застыло в ожидании одного-единственного мановения волшебной палочки, которое
вернет его к жизни и позволит вновь служить людям.
– Знаешь, о чем я сейчас мечтаю? – спросила его
Роуан. – О том, как было бы здорово вновь, как в прежние времена,
устраивать здесь грандиозные приемы и общесемейные сборы. Представляешь?
Накрытые столы, изысканные блюда и много-много Мэйфейров…
Майкл не ответил. Он любовался ее профилем и игрой света в
гранях фужера на высокой ножке, который она машинально крутила в руках.
– Я буквально очарована этим домом, – продолжала
Роу-ан. – И даже представить себе не могла, что где-то в Америке еще
сохранились такие особняки. Удивительно. Я путешествовала по всему миру, но
нигде не видела ничего подобного. Такое впечатление, что время здесь
остановилось давным-давно.
– Да, похоже, за последние десятилетия здесь мало что
изменилось, – с улыбкой откликнулся Майкл. – И слава Богу!
– И все же мне кажется, что эти комнаты я видела в
своих снах, но потом, проснувшись, тут же забывала о них. Однако память в своих
глубинах хранила обрывки воспоминаний – вот почему в том мире, который
существует за стенами этого дома, я всегда чувствовала себя чужой.
Они вместе спустились в залитый солнцем сад, медленно обошли
вокруг бассейна и осмотрели помещения раздевалок и душевых кабин с
перекошенными или сорванными с петель дверями и потрескавшимися раковинами.
– Все это легко починить и привести в порядок, –
сказал Майкл. – Смотри. Построено из кипариса. А трубы медные. Кипарис
вечен, он неподвластен разрушительному влиянию времени. Мне достаточно будет
пары дней на всю работу.
Задний двор, где когда-то стояли вспомогательные постройки,
зарос высокой травой. Из деревянных домиков сохранился лишь один, да и тот
наполовину развалился.
– И это поправимо. – Сквозь грязную защитную сетку
Майкл старался получше разглядеть, что делается внутри. – Наверное, здесь
когда-то жили слуги-мужчины.
Неподалеку рос тот самый дуб, в ветвях которого Дейрдре
находила свое убежище. Только весной, когда солнце палит не столь беспощадно,
молодые листочки еще сохраняют свежесть и нежно-зеленый цвет. А сейчас крона
дерева была темной, пыльной и жесткой от жары. Возвышавшиеся над зарослями
травы и сорняков огромные купы банановых деревьев походили на сказочных
чудовищ.
Границу владений с этой стороны обозначала длинная кирпичная
стена, густо увитая плющом и глицинией до самых ворот, выходивших на
Честнат-стрит.
– А глициния все еще цветет, – заметил
Майкл. – Каждый раз, проходя мимо, я любовался этими великолепными
пурпурными соцветиями. Мне нравилось прикасаться к ним или просто смотреть, как
трепещут на ветру лепестки.
А почему бы ему и сейчас хоть на несколько минут не снять
перчатки и не погладить эти нежные, хрупкие цветы?
Роуан стояла с закрытыми глазами. Быть может, она
прислушивалась к пению птиц?
