– Она приказала мне уехать! – вскричала
Шарлотта. – Приказала! – Она на секунду замолкла, чтобы перевести
дыхание, и заговорила уже более спокойно: – «Ступай, Шарлотта, – сказала
мать. – Потому что если ты умрешь раньше меня или вместе со мной, моя
жизнь пройдет впустую. Я не позволю тебе остаться здесь. Если мне суждено
погибнуть на костре, я буду страдать еще больше, зная, что ты видишь это или
мучаешься вместе со мной». Поэтому я сделала так, как она велела!..
Губы Шарлотты дрогнули, и мне опять показалось, что она
готова расплакаться, но женщина лишь скрипнула зубами и на секунду задумалась,
широко раскрыв глаза… Гнев одержал верх над слабостью, и она взяла себя в руки.
– Я любил Дебору, – сказал я.
– Да, знаю. А ведь ее муж и оба моих брата пошли против
нее.
Я заметил, что она не назвала этого мужчину своим отцом, но
ничего не сказал. Я не знал, следует ли мне вообще говорить что-то по этому
поводу или нет.
– Как мне успокоить ваше сердце? – спросил
я. – Быть может, вас утешит сознание того, что все они наказаны и не
смогли насладиться победой, отняв жизнь у Деборы.
– Да, верно… – И тут она горестно улыбнулась мне и
прикусила губу, отчего ее личико стало нежным и трогательным, как у маленькой
девочки, которую легко обидеть. Я не удержался и поцеловал ее, не встретив, к
своему удивлению, никакого сопротивления, – она лишь потупила взор.
Мой порыв явно ошеломил ее. Да и меня тоже. Целовать ее,
вдыхать аромат ее кожи, чувствовать близость полной груди оказалось столь
сладостно, что я совершенно оцепенел, но тут же пришел в себя и заявил, что
должен рассказать ей о призраке. Мне тогда казалось, что единственное спасение
– переключить мысли на то дело, которое привело меня сюда.
– Я должен поделиться с вами своими мыслями об этом призраке
и об опасности, которую он может навлечь на вас. Думаю, вам известно, как я
познакомился с вашей матерью. Наверняка она вам рассказала всю историю.
– Вы испытываете мое терпение, – сердито
произнесла Шарлотта.
– Каким образом?
– Тем, что знаете то, что вам не положено знать.
– А разве вам мать не рассказывала? Ведь это я спас ее
из Доннелейта.
Шарлотту явно заинтересовали мои слова, но гнев ее не остыл.
– Скажите-ка мне вот что, – попросила она, –
вам известно, каким образом ее мать научилась вызывать своего, как она его
называла, дьявола?
– Сюзанна узнала об этом из книги, которую ей показал
судья-инквизитор. Она всему научилась от этого судьи, потому что до того она
была просто знахаркой, повитухой, каких много, и ничего особенного собой не
представляла.
– А ведь вполне возможно, что представляла. Мы все не
такие, какими кажемся. Мы учимся только тому, чему должны научиться. Если
задуматься, кем стала здесь я, с тех пор как покинула материнский дом… В конце
концов, это действительно был дом моей матери. На ее золото его обставили и
устлали коврами, на ее золото покупали дрова для каминов.
– Горожане судачили об этом, – признался я. –
До встречи с вашей матерью у графа ничего не было, кроме титула.
– Да, и долгов. Но все это теперь в прошлом. Он мертв.
А я знаю, вы рассказали мне все, что велела мать, истинную правду. Однако мне
известно кое-что еще – нечто такое, о чем вы даже не догадываетесь. Я отлично
помню слова матери о вас – о том, что она могла довериться вам полностью.
– Рад, что она так считала. Я никому не выдал ни одной
ее тайны.
– Кроме своего ордена. Кроме Таламаски.
– Но это никоим образом нельзя назвать предательством.
Она отвернулась.
– Дражайшая Шарлотта, – продолжал я, – я
любил вашу мать и готов повторять это снова и снова. Я умолял ее остерегаться
этого призрака и его силы. Не стану утверждать, что предсказал ее
судьбу, – этого не было. Но я боялся за нее. Меня всегда пугало ее
стремление использовать призрака в своих целях…
– Не желаю больше ничего слушать! – Шарлотта опять
пришла в ярость.
– Что я могу сделать для вас? – спросил я.
Она задумалась, но явно не над моим вопросом и в конце
концов решительно заявила:
– Я никогда не буду страдать так, как страдала мать, а
до нее моя бабка…
– Я буду молиться, чтобы ваше пожелание сбылось. Я
пересек океан, чтобы…
– Но ваше предупреждение, равно как и сам приезд не
имеют к этому никакого отношения. Не хочу и не буду страдать – вот и все. В
матери с юности таилась какая-то печаль… Печаль и надломленность присутствовали
в ее душе всегда, до самой смерти.
– Понимаю.
– Меня миновали подобные раны. Я уже стала женщиной и
жила здесь, когда на нее обрушились все эти ужасы. Мне выпала судьба
столкнуться с другими несчастьями, и вы сами в этом убедитесь сегодня, когда
взглянете на моего мужа. В целом мире не найдется врача, который смог бы его
вылечить. И ни одной знахарки. А у меня всего лишь один здоровый сын от него, и
этого мало.
Я вздохнул.
– Однако нам пора идти, поговорим позже, – сказала
она.
– Да, обязательно. Нам необходимо все обсудить.
– Нас ждут. – Она поднялась, и я вместе с
ней. – Ни слова о матери в присутствии других. Ни слова! Вы приехали лишь
затем, чтобы повидаться со мной…
– Да, конечно. Потому что я торговец, собираюсь
обосноваться в Порт-о-Пренс и мне нужен ваш совет.
Она устало кивнула.
– Чем меньше вы будете говорить, тем лучше, –
бросила она и, повернувшись, направилась к лестнице.
– Шарлотта, прошу вас, не закрывайте от меня свое
сердце, – умоляющим тоном попросил я и попытался взять ее за руку.
Она вся напряглась, но тут же улыбнулась неестественно милой
и спокойной улыбкой и повела меня вверх по ступеням к главному входу.
Можешь представить себе, Стефан, каким подавленным я себя
чувствовал. Как следовало мне понимать столь странные слова? Да и сама она
немало меня озадачила своими мгновенными превращениями: она казалась то
ребенком, то – буквально через секунду – древней и мудрой старухой. Не было
уверенности и в том, что она всерьез приняла и мои предостережения, а точнее,
предостережения самой Деборы, которые та поручила мне передать. А может быть, я
переусердствовал с собственными советами и наставлениями?
