В эти последние часы я не испытываю никаких сожалений.
Таламаска, в которой я провел много лет, приобретая знания и защищая невинных,
стала для меня смыслом жизни. Я люблю вас, мои братья и сестры. Помните меня,
но не мою слабость, грехи или безрассудства – помните, что я любил вас.
И еще. Позволь мне рассказать, что произошло всего лишь
несколько минут назад, – это весьма странно, но интересно.
Я снова видел Рёмера, моего дорогого Рёмера, первого главу
нашего ордена, которого я знал и любил. Он показался мне удивительно молодым и
прекрасным. От радости я расплакался и не хотел, чтобы его образ исчез.
«Раз уж так случилось, – подумал я, – стоит
продолжить игру, ведь он рожден моим сознанием, а потому я имею на это право.
Сам дьявол не знает что творит». И я обратился к Рёмеру со словами: «Мой
дорогой Рёмер, ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился. Где ты был,
что узнал?»
И вот я вижу, как ко мне приближается статная, ладная фигура
Рёмера, и понимаю, что никто другой ее не видит, потому что все поглядывают на
меня как на сумасшедшего, который бормочет что-то себе под нос. Но мне все
равно. «Садись, Рёмер, выпей со мной», – прошу я.
Мой любимый учитель садится, облокачивается на стол и вдруг
начинает говорить мне гадкие непристойности. Да-да, ты, наверное, в жизни не
слышал такого сквернословия, с каким он рассказывал мне, что готов сорвать с
меня одежду прямо здесь, в трактире, и доставить мне удовольствие, что ему
всегда хотелось этого, когда я был мальчишкой, и что он таки удовлетворял свои
желания: по ночам приходил ко мне в комнату и позволял другим смотреть, а после
смеялся.
Я, должно быть, окаменел, глядя в лицо этому монстру,
который с улыбкой Рёмера нашептывал мне все эти мерзости, словно старый
сводник.
Потом наконец губы этой твари перестают шевелиться, а рот
растягивается все больше и больше, язык становится огромным, черным и
блестящим, как спина у кита.
И тогда я словно во сне тянусь за пером, макаю его в
чернильницу и начинаю записывать то, что ты прочел выше, а призрак исчезает.
Но знаешь ли ты, что он сделал, Стефан? Он вывернул мое
сознание наизнанку. Позволь поделиться с тобой тайной. Разумеется, мой дорогой
Рёмер никогда не позволял себе со мной подобных вольностей! Но сам я когда-то
мечтал, чтобы он так и поступил! А дьявол вытянул из меня, что мальчишкой я
лежал в своей постели, мечтая: вдруг Рёмер войдет, откинет одеяло и ляжет
рядом. Я грезил о таких вещах!
Если бы еще в прошлом году ты спросил, возникали ли в моей
голове подобные мысли, я бы все отрицал, но при этом солгал бы тебе, а дьявол
напомнил мне о прошлом. Следует ли мне поблагодарить его за это?
Может быть, он сумеет вернуть и мою мать – тогда мы с ней
усядемся возле кухонного очага и еще раз споем.
А теперь мне пора в путь. Солнце в зените. Призрака
поблизости не видно. Прежде чем отправиться в Мэй-Фейр, я доверю это послание
нашему агенту, если, конечно, меня не остановят по дороге местные стражники и
не швырнут в тюрьму. Я действительно похож сейчас на сумасшедшего бродягу.
Шарлотта поможет мне. Шарлотта обуздает демона.
Вот и все, что я хотел сообщить.
Петир.
Примечание архивариуса:
Это последнее письмо, полученное от Петира ван Абеля.
О Смерти Петира ван Абеля
Краткое содержание двадцати трех писем и нескольких отчетов
(см. опись)
Две недели спустя после получения последнего письма Петира
из Порт-о-Пренс от голландского торговца Яна ван Клаузена пришло сообщение, что
Петир мертв. Послание торговца датировано всего лишь днем позже. Тело Петира
обнаружили через каких-то двенадцать часов после того, как он нанял лошадь в
платной конюшне и выехал из Порт-о-Пренс.
Местные власти решили, что Петир стал жертвой разбоя на
дороге: возможно, натолкнулся ранним утром на шайку сбежавших рабов, которые
вновь собрались на кладбище, где всего лишь за день или два до того был учинен
полный разгром. Первое осквернение вызвало большие волнения среди местных
рабов, которые, к смятению своих хозяев, противились участию в восстановлении
порядка на этом участке, и он по-прежнему находился в состоянии хаоса и
запустения, когда произошло нападение на Петира.
Петир, по всей видимости, был избит и загнан в большой
кирпичный склеп, где погиб под обломками, когда на склеп упало дерево. Петира
откопали – судя по позе, он пытался выбраться наружу. На левой руке трупа не
хватало двух пальцев, но их так и не нашли.
Виновных в осквернении могил и в убийстве тоже не
обнаружили. Загадка смерти Петира ван Абеля казалась тем более неразрешимой,
что деньги, золотые часы и бумаги остались при нем.
Останки Петира отыскали довольно быстро благодаря тому, что
на кладбище проводились восстановительные работы. Несмотря на обширные раны на
голове, Петира уверенно опознали ван Клаузен, я также Шарлотта Фонтене, которая
приехала в Порт-о-Пренс, как только услышала о несчастье, и была настолько
потрясена этой смертью, что от горя слегла в постель.
Ван Клаузен вернул личные вещи Петира в Обитель и по приказу
ордена предпринял дальнейшее расследование причин его гибели.
В архиве содержится не только переписка с ван Клаузеном, но
и свидетельства нескольких священников колонии, а также других лиц.
По большому счету ничего важного выяснить не удалось, кроме
разве только того факта, что в последние сутки, проведенные Петиром в Порт-о-Пренс,
он, по мнению очевидцев, вел себя как безумный и без конца напоминал о
необходимости в случае его смерти отправить письма в Амстердам и поставить в
известность Обитель.
Несколько раз упоминается, что его видели в компании
странного темноволосого молодого человека, с которым он вел долгие беседы.
Трудно сказать, как следует трактовать подобные заявления.
Далее в досье содержатся более подробные сведения о Лэшере и его способностях.
Достаточно напомнить здесь, что люди видели Лэшера с Петиром и приняли его за
человека.
Действуя через Яна ван Клаузена, Стефан Франк написал
Шарлотте Фонтене таким образом, чтобы содержание его послания осталось тайной
для любого непосвященного. Он рассказал о последних часах жизни Петира и умолял
ее обратить внимание на предостережения Петира.
Никакого ответа не последовало.
Осквернение могил, а также убийство Петира привели к тому,
что кладбище забросили. Никаких захоронений там больше не производилось, а
некоторые тела были перенесены в другое место. Даже сто лет спустя это место
называли проклятым.
Последние письма Петира ван Абеля еще не достигли
Амстердама, когда Александр объявил другим членам ордена о его смерти. Он
попросил, чтобы портрет Деборы Мэйфейр кисти Рембрандта сняли со стены.
