Ни для кого не осталось секретом, что примерно в 1820 году
Пьер завел себе в Новом Орлеане любовницу-квартеронку, молодую женщину
изумительной красоты, которая, если верить слухам, вполне могла сойти и за
белую. Она родила Пьеру двоих детей. Дочь впоследствии уехала на север и
слилась с белой расой, а сын, Франсуа, родившийся в 1825 году, остался в
Луизиане и позже занимался разного рода бумажной работой для членов семейства в
Новом Орлеане. Покладистый и аккуратный клерк, он снискал расположение белых
представителей семейства Мэйфейр, особенно мужчин, приезжавших в город по
делам.
Любимицей в семье была, судя по всему, Маргарита. Когда
девочке исполнилось десять, был заказан ее портрет, на котором она изображена
со знаменитым изумрудом на шее. Картина, вплоть до 1927 года висевшая на стене
особняка на Первой улице в Новом Орлеане, производила довольно странное
впечатление: маленький ребенок с массивным украшением.
Хрупкого телосложения, темноволосая и большеглазая,
Маргарита всем казалась красавицей, а няни, любившие расчесывать ее длинные
черные волнистые волосы, называли ее «маленькой цыганкой». В отличие от своей
слабоумной сестры и брата-тихони, она обладала буйным нравом и весьма ядовитым
чувством юмора, который могла проявить в самых неожиданных ситуациях.
В двадцать лет, пойдя против воли Мари-Клодетт, она вышла
замуж за Тирона Клиффорда Макнамару, оперного певца, еще одного
«красавца-мужчину», совершенно непрактичного, который широко гастролировал по
США, исполняя центральные партии на оперных сценах Нью-Йорка, Бостона,
Сент-Луиса и других городов. Во время одного из таких турне Маргарита вернулась
из Нового Орлеана в особняк на Ривербенде и вновь оказалась под материнским
крылышком. В 1827 и 1828 годах она родила двух сыновей, Реми и Джулиена.
Макнамара часто наведывался домой в этот период, но только на короткое время. В
Нью-Йорке, Бостоне, Балтиморе и других городах, где он появлялся, за ним
водилась слава дамского угодника, пьяницы и дебошира. Но в то время он был
очень популярным «ирландским тенором» и, где бы ни выступал, собирал полные
залы.
В 1829 году Тирона Клиффорда Макнамару и какую-то ирландку,
предположительно его любовницу, обнаружили мертвыми после пожара в маленьком
доме, купленном Макнамарой для этой женщины во Французском квартале.
Полицейские отчеты и газетные статьи того времени сообщают, что пара
задохнулась в дыму, безуспешно пытаясь покинуть дом. Замок на входной двери
оказался сломанным. От этого союза остался ребенок, которого, видимо, не было в
доме во время пожара. Позже он уехал на север.
Трагическое происшествие породило в Новом Орлеане множество
слухов; именно в этот период Таламаска сумела получить больше сведений частного
характера о семействе, чем за все предыдущие годы.
Торговец из Французского квартала рассказал одному из наших
наблюдателей, что Маргарита послала своего дьявола позаботиться о «тех двоих» и
что она разбиралась в колдовстве лучше, чем любой чернокожий в Луизиане.
Поговаривали, будто у нее в доме есть колдовской алтарь, а еще она составляет
мази и зелья – как для исцеления, так и приворотные – и появляется везде только
в компании двух красивых служанок-квартеронок, Мари и Вирджини, и кучера-мулата
по имени Октавий. Последний, как гласила молва, был незаконнорожденным
отпрыском одного из сыновей Мориса Мэйфейра, Луи-Пьера, но об этом мало кто
знал.
Мари-Клодетт в то время была еще жива, но редко выходила из
дома. Говорили, что она передала своей дочери секреты черной магии, которой
сама научилась на Гаити. Весьма примечательно, что, стоило Маргарите где-то
появиться, она своей одиозностью немедленно приковывала к себе всеобщее
внимание, в то время как ее брат Пьер жил вполне респектабельно, тщательно
скрывая свою связь с квартеронкой, и дети дяди Лестана тоже пользовались
уважением и любовью окружающих.
Маргарите не было еще и тридцати, а она уже превратилась в
мрачную и жутковатую персону с нечесаной гривой волос и сверкающими черными
глазами, готовую ни с того ни с сего разразиться неприятным смехом, от которого
у окружающих буквально мурашки бегали по коже. Изумруд Мэйфейров она носила
постоянно.
Маргарита принимала купцов, брокеров и гостей в огромном
кабинете, уставленном книжными шкафами и заполненном «жуткими и
отвратительными» вещами, такими как человеческие черепа, чучела обитателей
окрестных болот, головы африканских животных, убитых на сафари; пол кабинета
вместо ковров был застлан звериными шкурами. Повсюду стояли таинственные сосуды
и банки, в которых, как утверждали некоторые, хранились части человеческих тел.
Все знали, что она с упоением коллекционирует разного рода безделушки и
амулеты, сделанные руками рабов, особенно тех, кого совсем недавно доставили из
Африки.
В то время среди рабов наблюдались случаи «одержимости».
Перепуганные свидетели ее проявлений разбегались кто куда, так что на плантацию
приходилось приглашать священников. Жертву заковывали в цепи, и начиналось
изгнание дьявола, но каждый раз безуспешно, и в результате «одержимый» умирал
либо от голода, поскольку наотрез отказывался принимать хоть какую-то пищу,
либо от серьезных повреждений, полученных во время приступов диких конвульсий.
Ходили слухи, что одного одержимого раба приковали цепями в
мансарде, однако местные власти так и не удосужились провести расследование.
По крайней мере четверо свидетелей упоминают о «загадочном
темноволосом любовнике» Маргариты, которого видели рабы в ее личных
апартаментах, а также в номере люкс отеля «Сент-Луис», когда она приезжала в
Новый Орлеан, и в ее ложе во Французской опере. Об этом любовнике – или
компаньоне? – ходило много слухов. То, как он таинственным образом
появлялся и исчезал, озадачивало всех и каждого.
«Как появился, так и исчез» – это выражение у многих вошло в
поговорку.
Это первые упоминания о Аэшере более чем за сто лет.
После смерти Тирона Клиффорда Макнамары Маргарита почти
сразу вышла замуж за картежника, промышлявшего на речных судах. Звали его
Арлингтон Керр, и спустя полгода после брака он бесследно исчез. О нем ничего
не известно, за исключением того, что он был «красив, как женщина», много пил и
все ночи напролет играл в карты во флигеле с пьяными гостями и кучером-мулатом.
Стоит отметить, что об этом человеке больше говорили, чем его видели. То есть
большая часть наших рассказов о нем получена из третьих и даже четвертых рук.
Можно задуматься над тем, существовал ли вообще этот человек.
Однако он был законным отцом Кэтрин Мэйфейр, родившейся в
1830 году. Она стала очередной наследницей легата и первой из Мэйфейрских ведьм
за много поколений, не знавшей свою бабушку, так как Мари-Клодетт умерла в
следующем году.
