Однажды я ему изменил и вернулся домой только спустя два
дня, ожидая ужасной взбучки. Но он знаете как со мной обошелся? На удивление
сердечно. Оказалось, ему было абсолютно все известно о том, что я совершил и с
кем, и он принялся расспрашивать меня самым приятным и доброжелательным
образом, зачем я так сглупил. Меня даже охватил какой-то страх. В конце концов
я ударился в слезы и признался, что мне хотелось проявить свою независимость.
Ведь он был таким властным человеком. В ту минуту я готов был пойти на что
угодно, лишь бы вернуть его расположение. Не знаю, что бы я делал, если бы он
вышвырнул меня из дома!
Он принял мои объяснения с улыбкой, похлопал меня по плечу и
велел успокоиться. Уверяю вас, это навсегда излечило меня от желания где-то
шататься! У меня было так скверно на душе, а он оказался таким спокойным, таким
понимающим, что это научило меня кое-чему в жизни, серьезно говорю.
А потом Джулиен пустился в рассуждения о том, что читает
чужие мысли и может даже проследить, что происходит в других местах. Он многое
говорил об этом. До сих пор не знаю, серьезно ли он так считал или это была
одна из его очередных шуток. У него были красивейшие глаза. На самом деле он
был очень красивый старик. И одевался с шиком. Наверное, сейчас вы сказали бы,
что в нем было что-то от денди. Когда он надевал костюм из тонкого белого
полотна, желтый шелковый жилет и белую шляпу, то смотрелся великолепно.
Наверное, я до сих пор подражаю ему. Ну разве это не
печально? Я расхаживаю по улицам, пытаясь выглядеть как Джулиен Мэйфейр.
О, чуть не забыл! Сейчас расскажу. Однажды он здорово меня
напугал. Я так и не знаю до сегодняшнего дня, что же на самом деле произошло.
Как-то вечером мы заговорили с Джулиеном о том, как он выглядел, когда был
молод, каким красавцем он получался на всех фотоснимках. Знаете ли, когда я
принимался их рассматривать, то словно изучал историю фотографии. Первые снимки
Джулиена были дагерротипами, затем появились ферротипии, а позже подлинные
фотографии светло-коричневых тонов на картонке и, наконец, черно-белые фото,
какие делают теперь. В общем, он показал мне целую пачку, и я сказал: «Жаль, я
не знал вас молодым, могу представить, каким вы были красивым». Тут я замолчал
и смутился, решив, что, наверное, обидел его. Но он просто улыбался, глядя на
меня. Никогда не забуду этой сцены. Он сидел, скрестив ноги, на своем кожаном
диване, курил трубку и, глядя на меня сквозь клубы дыма, сказал: «Что ж,
Ричард, если тебе хочется знать, каким я был тогда, возможно, я тебе
продемонстрирую. Пусть это будет для тебя сюрпризом».
Тем же вечером я отправился в город, не помню зачем,
возможно, мне просто захотелось уйти. Знаете, иногда этот дом действовал так
угнетающе! В нем было полно детей и стариков, и Мэри-Бет Мэйфейр вечно
крутилась под ногами, а она была еще тот подарок, я вам скажу. Поймите меня
правильно, я любил Мэри-Бет, ее все любили. Она мне очень нравилась до тех пор,
по крайней мере, пока не умер Джулиен. С ней легко было разговаривать. Она
умела слушать собеседника, и это меня в ней всегда удивляло. Но стоило ей войти
в комнату, как она тут же становилась центром всеобщего внимания. Можно
сказать, она всех прочих затмевала. А кроме того, у нее еще был этот муж, судья
Макинтайр.
Вот кто был горький пропойца. Вечно пьяный. И вечно затевал
скандалы. Мне не раз приходилось отправляться на его поиски по всем ирландским
барам на Мэгазин-стрит и приводить домой. Знаете ли, Мэйфейры на самом деле не
были ему ровней. Это был образованный человек, ирландский аристократ, будьте
уверены. Тем не менее, мне кажется, Мэри-Бет заставляла его чувствовать себя
неполноценным. Вечно она его подкалывала, делала замечания по пустякам: то он
забывал постелить салфетку на колени за обедом, то курил сигары в столовой, то
прикусывал кончик вилки, и этот лязг раздражал ее. Она его все время
оскорбляла. Но мне кажется, он по-настоящему любил жену. Поэтому она так легко
могла его обижать. Он действительно любил ее. Нужно было ее знать, чтобы
понять. Она не была красавицей. Дело совсем не в красоте. Но она была… она была
абсолютно очаровательна! Я мог бы порассказать вам о ней и ее молодых
кавалерах, но мне как-то не хочется обо всем этом распространяться. Меня
удивляло то, что они часами сидели за столом после обеда – Мэри-Бет, судья
Макинтайр, Джулиен, разумеется, и Клэй Мэйфейр, когда жил там. Я никогда не
видел людей, которым нравилось бы так долго разговаривать после обеда.
Джулиен мог один справиться с бутылкой коньяка. А маленькая
Стелла обычно засыпала у него на коленях. Хорошенькая такая, с кудряшками. И
маленькая красавица Белл. Она обычно заходила в столовую с куклой в руках. И
Дорогуша Милли. Все называли ее Дорогушей Милли в то время. Она была моложе
Белл и относилась к ней, знаете ли, как-то с опаской. Белл понять было
непросто. С первого взгляда она казалась вам такой милой, просто ангел во
плоти, если вы понимаете, что я имею в виду. В доме было много и других
родственников. Сын Джулиена, Гарланд, много проводил там времени после школы. И
Кортланд, вот кто мне действительно нравился. Одно время поговаривали, что он
хочет жениться на Милли, но она приходилась ему двоюродной сестрой, так как
была дочкой Реми, а в то время уже было не принято заключать подобные браки.
Милли так и не вышла замуж. Такая вот печальная история…
Но возьмем судью Макинтайра: этот ирландец никак не мог
усидеть подле жены, если вы следите за моей мыслью. Ему нужно было мужское
общество, где он мог бы выпить и поспорить, причем мужчины, как Джулиен, для
него не годились, он любил находиться среди таких же, как он, – пьющих,
сквернословящих ирландцев. Он проводил много времени в городе, в своем клубе,
но часто уходил по вечерам в эти темные пивнушки на Мэгазин-стрит.
А если он оставался дома, то вел себя очень шумно. Тем не
менее он был хорошим судьей. Пил лишь после работы, а так как он всегда
возвращался домой рано, то у него было достаточно времени, чтобы напиться как
следует к десяти вечера. После этого он отправлялся бродить по городу, и где-то
около полуночи Джулиен обычно говорил мне: «Ричард, думаю, тебе следует пойти
поискать его».
