Впрочем, я могу вам рассказать нечто странное о похоронах
Джулиена. Мэри-Бет совершила необычный поступок. Прощание устроили в главном
зале, разумеется. Джулиен лежал в открытом гробу, очень красивый, и попрощаться
с ним съехались Мэйфейры со всей Луизианы. Две улицы возле особняка были
запружены экипажами и авто. Шел ливень, да еще какой! Казалось, ему не будет
конца. Дождь стеной стоял вокруг дома. Но главное было не в этом. Родственники
устроили бдение у гроба. Разумеется, это не были поминки перед погребением, как
принято у ирландцев, слишком уж шумно они себя вели для такого случая, но вино
и угощение подавали, и судья, естественно, напился вдребезги. И в какой-то
момент, среди всего этого шума и суеты, в доме, где было полно людей и в зале,
и в прихожей, и в задней столовой, и в библиотеке, и на лестнице – в общем,
везде, – Мэри-Бет пододвинула к гробу стул с высокой спинкой, села,
опустила руку в гроб и взяла мертвого Джулиена за руку. Она так и просидела на
том стуле все время, погрузившись в дрему и склонив голову набок, не выпуская
руки Джулиена, а родственники чередой шли прощаться, преклоняя колени перед
гробом.
Очень трогательное зрелище. И как я ни ревновал к ней
Джулиена при жизни, в эту минуту я ей все простил. Мне самому хотелось
поступить так же. Покойный Джулиен был очень красив. Видели бы вы то море
открытых зонтов на кладбище на следующий день! А когда гроб опустили в склеп,
уверяю вас, внутри у меня что-то умерло. И в ту минуту Мэри-Бет подходит ко
мне, обнимает меня за плечи и шепчет так, чтобы мне было слышно: «Au revoir,
mon cher Julien!»
[16]
Она сделала это для меня, я знаю. Она сделала это для
меня, и это был ее самый добрый поступок по отношению ко мне за всю жизнь. И до
своего смертного часа она отрицала, что Джулиен когда-либо писал автобиографию.
Тут я перевел его рассказ в другое русло, спросив, плакала
ли на похоронах Карлотта.
– Вот уж нет. Даже не помню, была ли она там. Такая
ужасная девочка. Угрюмая и враждебная. Мэри-Бет относилась к этому спокойно, но
Джулиен всегда очень огорчался из-за нее, и Мэри-Бет приходилось его
успокаивать. Джулиен как-то сказал мне, что Карлотта попусту растратит свою
жизнь, точно так, как растратила его сестра, Кэтрин.
«Некоторым людям не нравится жить, – сказал он. Не
странно ли это? – Они просто не выносят саму жизнь и воспринимают ее как
какое-то ужасное заболевание». Тогда я просто рассмеялся. Но с тех пор я часто
вспоминаю эти слова. Джулиен любил жизнь. По-настоящему любил. Он первый в
семье купил автомобиль. Вы не поверите, это был «Штутц-Бэркат»! И он катался в
этой штуковине по всему Новому Орлеану. Он обожал автомобильные прогулки!
Обычно он усаживался на переднее сиденье рядом со мной – я,
разумеется, садился за руль, – завернутый в плед, в защитных очках, и
хохотал и веселился всю поездку, особенно когда мне приходилось вылезать из
машины, чтобы завести ручкой эту колымагу! Впрочем, это действительно было
весело. Стелла тоже любила эту машину. Жаль, у меня ее нет теперь. Знаете,
Мэри-Бет пыталась подарить ее мне, а я отказался. Наверное, не хотел за ней
смотреть. Следовало все же принять подарок.
Мэри-Бет позже подарила эту машину одному из своих
кавалеров, какому-то ирландскому парню, которого наняла кучером. Насколько я
помню, он ничего не смыслил в лошадях. Да ему и не нужно было. Кажется, позже
он стал полицейским. И она подарила ему машину. Я знаю, потому что однажды
видел его в этой машине, мы поговорили, и он рассказал мне о подарке.
Разумеется, он ни слова не сказал против бывшей хозяйки. На это ему ума
хватило. Но представьте только, что ваша хозяйка запросто дарит вам машину.
Можете мне поверить, некоторые фокусы Мэри-Бет доводили ее родственников до
бешенства. Но они не осмеливались говорить с ней об этом. А она держалась как
ни в чем не бывало и поступала так, как ей заблагорассудится, словно самые
странные номера, которые она выкидывала, были абсолютно в порядке вещей.
Но знаете, несмотря на всю ее холодность, она любила жизнь
ничуть не меньше Джулиена. По-настоящему любила. Да, Джулиен жил со вкусом. Его
и стариком-то нельзя было назвать.
Джулиен рассказал мне, как они вместе с Кэтрин развлекались
до войны. Он проделывал с ней тот же трюк, что и с Мэри-Бет. Только в те дни
еще не было никакого Сторивилла. Они отправлялись на Галлатен-стрит, в прибрежный
бар с самой дурной репутацией. Кэтрин наряжалась молодым матросом, а голову
обвязывала бинтами, чтобы спрятать волосы.
«Она была восхитительна, – говорил Джулиен, –
видел бы ты ее тогда. А потом этот Дарси Монехан погубил ее. Она продала ему
свою душу. Послушай меня, Ричард, если ты когда-нибудь будешь готов продать
свою душу, то не продавай ее другому человеку. Даже думать об этом – скверное
дело».
Джулиен часто говорил странные вещи. Конечно, к тому
времени, когда я появился в том доме, Кэтрин была уже выжившей из ума старухой.
Просто сумасшедшей, уверяю вас, упрямо бубнила одно и то же, действуя людям на
нервы.
Обычно она сидела на скамейке на заднем дворе и
разговаривала со своим покойным мужем, Дарси. Джулиен находил это
отвратительным. Как и ее религиозность. И мне кажется, она имела какое-то
влияние на Карлотту, хотя та и была совсем маленькой. Впрочем, я никогда не был
в этом уверен. Карлотта часто ходила вместе с Кэтрин на мессу в собор.
Помню, как-то раз Карлотта жутко поругалась с Джулиеном, но
я так и не узнал, из-за чего произошла ссора. Джулиен был таким приятным
человеком, он так легко нравился людям. Но этот ребенок не выносил его.
Карлотта не могла даже находиться рядом с ним. Они закрылись в библиотеке и
кричали друг на друга. Кричали по-французски, так что я не понял ни слова.
Наконец Джулиен вышел и отправился наверх. В глазах его стояли слезы, лицо было
оцарапано, и он прижимал к царапине платок. Думаю, эта маленькая чертовка
напала на него. Это был единственный раз, когда я видел, что он плачет.
А эта ужасная Карлотта, холодная, злобная девчонка, просто
стояла и смотрела, как он поднимается по лестнице, а потом заявила, что пойдет
на крыльцо дожидаться возвращения папочки.
Мэри-Бет услышала и сказала: «Что ж, тебе придется ждать
очень долго, потому что отец уже напился в клубе, и в карету его посадят не
раньше десяти. Так что надень пальто, прежде чем выходить на улицу».
