Ходили слухи, что во время пребывания в Нью-Йорке он писал
роман и очень болезненно воспринимал всякое упоминание об этой работе, но потом
какой-то пожилой писатель окончательно убил в нем всякую уверенность, назвав
отрывки из его произведения «полной ерундой».
Но больше всего у нас рассказов о том, что Лайонел любил
искусство, обладал спокойным нравом и, если никто не вставал между ним и
Стеллой, «с ним вполне можно было общаться».
Наконец в 1924 году Стелла, Лайонел, маленькая Анта и ее
няня Мария вернулись домой. Мэри-Бет устроила грандиозный семейный праздник на
Первой улице, и потомки Мэйфейров до сих пор с грустью вспоминают, что это был
последний званый вечер перед ее болезнью.
В это время произошел очень странный инцидент.
Как мы говорили, на Таламаску в Новом Орлеане работала целая
команда специально обученных людей, частных детективов, которые никогда не
интересовались, почему им поручают собирать информацию об определенной семье
или каком-то доме. Один из таких детективов, специалист по разводам, пустил
слух среди модных фотографов Нового Орлеана, что он готов хорошо заплатить за
любые отбракованные снимки представителей семьи Мэйфейров, особенно тех, кто
живет на Первой улице.
Как раз одного такого фотографа, Натана Бранда, у которого
была модная студия на Сент-Чарльз-авеню, пригласили в особняк на Первой улице
на этот большой семейный праздник, и там он сделал целую серию снимков
Мэри-Бет, Стеллы и Анты, а также других Мэйфейров, работая весь день, как на
свадьбе.
Через неделю он принес фотографии, чтобы Мэри-Бет и Стелла
выбрали, что им понравится. Женщины отобрали довольно много снимков, а
остальные отложили в сторону.
Но потом вдруг Стелла взяла из отбракованных экземпляров
общий снимок, где была она с дочерью и Мэри-Бет, которая придерживала тяжелый изумруд
на маленькой шейке Анты. На обороте фотографии Стелла написала: «Таламаске с
любовью, Стелла! P. S. Другие тоже наблюдают». А затем отдала ее фотографу и с
хохотом прибавила: мол, его друг-детектив поймет, что эта надпись означает.
Фотограф смутился, принялся отнекиваться, потом начал
извиняться за свою договоренность с детективом, но, что бы он ни говорил,
Стелла только смеялась. Через несколько минут она заявила ему, совершенно
очаровательно, словно стараясь его успокоить: «Мистер Бранд, вы доведете себя
до приступа. Просто отдайте фотографию детективу». Так мистер Бранд и поступил.
Фотография дошла до нас примерно через месяц и решительно
изменила наш подход к семье Мэйфейров.
В то время в Таламаске никто специально не занимался
расследованием истории семьи Мэйфейров, поступавшие сведения просто подшивались
в собранный архив. Артур Лангтри – выдающийся ученый и блестящий знаток
ведовства – был знаком со всей хроникой, но полностью отдавал себя изучению
трех других дел, остававшихся главными для него вплоть до последнего дня.
Тем не менее вся семейная история не раз обсуждалась большим
советом, но решение не вступать в прямой контакт с Мэйфейрами так и не было
отменено. Кроме того, вряд ли кто из нас в то время был знаком со всей историей
семьи.
Фотография с недвусмысленным посланием вызвала большое
волнение. Молодой агент ордена, американец из Техаса, по имени Стюарт Таунсенд
(годы, прожитые в Лондоне, сделали из него настоящего англичанина) попросил
разрешения изучить историю Мэйфейрских ведьм с целью перехода к прямому
расследованию, и после тщательных раздумий досье передали в его руки.
Артур Лангтри согласился перечитать дело, однако помешали
неотложные дела. Тем не менее благодаря ему число исследователей в Новом
Орлеане увеличилось на одного человека – вместо прежних трех профессиональных
наблюдателей там теперь работали четверо; кроме того, ему удалось отыскать
поистине великолепного осведомителя, некоего Ирвина Дандрича, выходца из весьма
богатой семьи, не имевшего при этом ни гроша за душой, который вращался в
высших кругах общества и продавал информацию всем, кто готов был за нее
платить, будь то частные детективы, адвокаты по бракоразводным делам, страховые
агенты и даже репортеры из бульварных газетенок.
Позволю себе напомнить читателям, что в то время досье
семейства Мэйфейр не включало в себя данное повествование, поскольку
сравнительный анализ и обобщение материалов еще не были произведены. В досье
содержались газетные публикации, фотографии, письма-отчеты Петира ван Абеля, а
также огромное количество свидетельств очевидцев и другие записи. Архивариусы
составили и периодически обновляли хронологические таблицы, однако, следует
признать, эти таблицы оставались весьма схематичными и, мягко говоря,
неполными.
Стюарт тогда был занят другими важными исследованиями, и ему
понадобилось три года, чтобы как следует изучить все материалы, касавшиеся
Мэйфейров. Рассказ о нем и об Артуре Лангтри еще впереди.
После возвращения из Европы Стелла вела еще более бурную
жизнь, чем до путешествия за океан: закатывала вечеринки для друзей, не
пропускала ни одного бала во время празднования Марди-Гра, причем своим
поведением шокировала там буквально всех; более того, ее все чаще и чаще можно
было встретить в сомнительной славы заведениях, где бойко торговали спиртным
из-под полы. Иными словами, Стелла в полной мере оправдывала свою репутацию
роковой женщины.
Наши наблюдатели не испытывали никаких затруднений в
получении информации относительно Стеллы, поскольку она постоянно была у всех
на виду, а сплетни и слухи о ней в изобилии передавались из уст в уста по всему
городу. В одном из сообщений, посланных Ирвином Дандричем в наше детективное
агентство в Лондоне (замечу, что он даже не подозревал, для кого предназначена
передаваемая им информация), он писал, что достаточно лишь переступить порог
любой бальной залы, чтобы немедленно и во всех подробностях узнать, что еще
успела натворить Стелла. А несколько телефонных звонков знакомым, сделанных
субботним утром, могли послужить поистине кладезем интереснейших сведений.
(Надо сказать, что Дандрича ни в коей мере нельзя обвинить в
недоброжелательности. Достоверность его сообщений не подлежала сомнению. Во
всем, что касалось Стеллы, лучшего наблюдателя, пожалуй, не было, и, хотя он
никогда не упоминал об этом впрямую, из его отчетов можно было с уверенностью
сделать вывод, что он не раз переспал со своей подопечной. Однако, судя по
записям, даже в самых драматических и, можно сказать, трагических
обстоятельствах между ними существовала некая дистанция, Стелла всегда держала
Дандрича на расстоянии, так что ему так и не удалось узнать ее по-настоящему.)
Итак, благодаря Дандричу и другим наблюдателям портрет
Стеллы после ее возвращения из Европы обрастает все большим числом деталей.
