Флигель-адъютант взорвался раньше, чем Фомин успел открыть рот для отповеди. Князь сграбастал ординатора за халат и рывком подтащил его к постели Маши.
— Ты на эту девочку глянь, морда твоя тевтонская! Она за ночь одну поседела, так только на войне бывает! Или тебе неведомо, чернильная твоя душа, что только женская молитва, горячая и искренняя, способна от неотвратимой смерти излечить воина раненого?!
Все повернули головы, впившись взглядами в прелестную голову спящей молодой женщины. Только сейчас Семен Федотович увидел, что одна прядь стала совсем седой, выдаваясь неестественной белизной на вороненом блестящем фоне…
Берлин
— Товарищ Троцкий, я считаю, что необходимо повернуть 1-ю Конную армию на Лейпциг, — командующий Западным фронтом Тухачевский смотрел шальными глазами, молодое лицо лучилось энергией, а короткие шляхетские усы топорщились злой щеткой непреодолимого упорства.
— Изъять ее у Юго-Западного фронта и передать ее вам? — Лев Давыдович с интересом посмотрел на командзапа.
— Да. У товарища Егорова она сейчас стоит во втором эшелоне, отведенная на отдых. И пока красноармейцы не прорвут оборону чехов в Карпатах, ввести в прорыв конную массу невозможно. Но зато 12 тысяч отборных клинков настоятельно нужны именно здесь, товарищ Троцкий.
— Кхм…
Лев Давыдович дернул себя за бородку, потом погладил ее ладонью, напряженно раздумывая.
В предложении Тухачевского имелась рациональная сторона, которая легко объяснялась — стремительное движение к Берлину обескровило армии его фронта, и их требовалось немедленно усилить, влив маршевые роты.
Вот только взять данные пополнения пока было негде, с Москвы помощи не было, да и далеко она. Германские части Красной армии еще только формировались, нужно было время, по меньшей мере полмесяца, чтобы довести их до готовности.
— Если мы затянем перегруппировку, то наши враги опомнятся и начнут собираться с силами. Мы должны немедленно перейти в самое решительное наступление, хотя бы только одной конницей. И вслед за ней подтягивать пехоту…
— Я вас понял, товарищ Тухачевский!
Троцкий стремительно прошелся по роскошному кабинету, в котором раньше заседал канцлер германской империи, а ныне он — «первый маршал революции», остановился напротив Тухачевского и вытянул вперед руку, чуть ли не ткнув того пальцем.
— Если мы задействуем 1-ю Конную армию Буденного на вашем фронте, то когда Егоров прорвет чехов, ему будет нечего ввести в глубокий прорыв, на Будапешт и на Вену! Там нас ждут с нетерпением, там тлеют угли революционного пожара!
— Наступление по расходящимся направлениям губительно, ибо распыляет силы. Это удар не кулаком, а растопыренными пальцами — и мощи не будет, и самому больно, — съязвил командзап и горделиво вскинул подбородок, сверкая упрямыми глазами. И продолжил говорить с яростным напором, чуть ли не вскидывая кулак:
— Судьба мировой пролетарской революции решается на берегах промышленного Рейна, а не на Дунае, где, как я помню из учебного курса еще с училищных времен, ничего, кроме винограда, нет. За Рейном Франция — а это не чета итальянцам, с которыми мы потом легко справимся. Нужно объединить усилия двух фронтов, товарищ Троцкий!
— Я понимаю… — после небольшой паузы отозвался Лев Давыдович. Его память неожиданно припомнила знакомую с детства мудрость, насчет двух зайцев, за которыми не стоит гнаться.
Действительно — сейчас они в том положении, что нужно выбирать только одно направление — либо идти на Рейн и Париж, либо на Дунай и Вену с Будапештом. Что значимей для мировой революции, не стоило объяснять, и так ясно.
— Товарищ Троцкий, нельзя терять времени! Чем дальше мы будем продвигаться на запад, тем бешеней станет сопротивление буржуазии. Но чем быстрее мы начнем свое продвижение, тем меньше дадим им времени на подготовку!
Тухачевский сложил руки на груди, требовательно сверля глазами председателя РВС.
— Что вы еще предложите, Михаил Николаевич, кроме передачи конницы Буденного вам?!
— Мы должны немедленно начать реквизиции автомобилей, посадить на них пехоту и придать конным дивизиям. И еще — чем быстрее германские рабочие начнут изготовлять оружие и снаряжение, тем быстрее части германских красноармейцев сменят наших уставших бойцов.
— Я еще до парада распорядился и потребовал у немецких товарищей ускорить данные меры, как только возможно. Ибо вести из Москвы далеко, да и не осталось у нас военных запасов, кроме тех, что сибиряки передали. А для войны потребуется много чего.
— Нужны бронеавтомобили и танки, товарищ Троцкий. Очень нужны, но их в Германии не производят. Кроме десятка тяжеленных уродцев и пары трофейных английских танков, здесь ничего нет. А без них отправлять на пулеметы пехоту на автомобилях и конницу, значит понести неоправданные потери. Еще нужны патроны и средства связи.
— Хорошо, я немедленно распоряжусь на заводах организовать блиндирование подходящих грузовиков. Их мы реквизируем, как и средства связи — здесь хватает телефонов и искровых станций. И…
Лев Давыдович осекся, неожиданно пришедшая в голову мысль поразила его, и от радости нарком по военным и морским делам даже рассмеялся, звонко и искренне. Тухачевский посмотрел на него с недоумением, даже обидой, ибо отнес этот смех на свою персону.
— Я не понимаю причину вашего веселья, товарищ Троцкий. Это имеет отношение к моим предложениям? Вы считаете их смешными?!
— Нет, Михаил Николаевич, я смеюсь по другому поводу. Знаете что — мы возьмем у Юго-Западного фронта всю конницу Буденного и пару наиболее свежих дивизий. Наш товарищ Егоров станет только сильнее и легко выполнит поставленные перед его фронтом задачи, и перейдет Карпаты еще до того, как выпадет снег!
— Как такое возможно?
Тухачевский опешил от слов председателя РВС — такого силлогизма он еще не встречал — забрать полдюжины дивизий и от такого кровопускания армия станет сильнее?!
«Архидурость» — Михаил Николаевич припомнил, как в мае Ленин на совещании бросил Троцкому это слово. Действительно, лучше никак не скажешь, понесло Льва Давыдовича, как норовистую лошадь.
— Какие германские части у нас уже готовы, товарищ Тухачевский?
— Два полка, несколько батальонов, с десяток рот. Формирование первых двух дивизий будет окончено к концу октября, — неожиданный вопрос не застал командующего фронтом врасплох.
— В каждый наш полк введите роту немецких товарищей, в конную дивизию батальон, для усиления пролетарской спайки. — Троцкий возбужденно прошелся по ковру. И рубанул рукою, как шашкой:
— В дополнение к двум дивизиям немедленно развернуть еще четыре, доведя до шести!
— У нас нет на них винтовок, товарищ Троцкий. Германия разоружена, все излишки военного снаряжения либо уничтожены, либо переданы союзникам. В арсеналах пусто…
